В франтоватом черном берете Лужинский теперь походил на типичного интеллигента средней Европы.
Прощался, как с родными. Виктору дольше жал руку, будто молча разговаривая с ним.
— Обязательно постараюсь дать о себе знать. Будьте уверены, товарищи, я всегда буду помнить и чувствовать вашу горячую жажду счастья и успехов в нашей общей борьбе. Если же... — Лужинский замолчал, махнул рукой и бегом догнал Луку Телегина, который должен завершить его отрыв от партизанской группы.
— Как будто в могилу снарядили человека... — высказался кто-то из группы.
Тихо откашлялся другой. Немного постояли, прислушиваясь. К каждому бойцу в отряде привыкали, как к родному. Да и боец из Станислава особый. Боролся в Испании, знает языки. Из его совершенных разведок партизаны всегда знали, чем дышит враг.
Над головами тихо шелестели верхушки деревьев и далеко, как стихающая гроза, раздавались громы войны.
Четыре ночи шли, каждый раз сильнее спеша. Днем, если не спали, то «мудровали», как выражался Лужинский, себе пропитание. Даже привыкли, что идут вдвоем по бушующему миру. За эти дни ни разу не вспомнили, что сапер должен же где-то инсценировать тот побег «польского беженца».
Только на пятый день, во время завтрака, у населенного пункта за рекой, на открытой дороге прощался Станислав Лужинский с Телегиным.
— Ну что же, друг… Спасибо за товарищеское проводы, за дружеские предостережения. Марии Иосифовне передайте мой привет и непременно успокойте. Скажете, пошел бодрый, уверенный, хотя сами видите, как далеко мне до такого покоя. Сколько разных дел переделать надо, скрываясь от этих иродов, да каких дел! Мне бы это где-то здесь, на родине. Но моя родина, как и ее сыновья, в тылу...
— Ради дела идете, — рассудительно сказал русский.
— Конечно, — развел руками. — Каждый из нас должен выполнять свои обязанности гражданина.
Лука дольше задержал руку поляка. Что-то думал или по-своему толковал сказанное Лужинским.
— А знаете, давайте... не прощаться. Пойду я с вами дальше, — наконец досказал свою мысль партизан.
— Со мной? А дисциплина? Что могут подумать в отряде... о нас обоих? — забеспокоился поляк.
— Что бы ни думали. О таких делах надо хорошо рассуждать... Пойдем дальше. Только давайте обходить эти проклятые пристани. Вы же туда, в город?
Лужинский лишь на мгновение постоял, пожал плечами. Затем взял бойца за руку и изо всех сил сжал ее. Молча двинулись дальше, обходя на рассвете поселок у пристани.
