— Хорошо, — мрачно ответил Блейк, — я передам твои соображения Стэну.
К лету наши отношения с Блейком окончательно испортились. Я не мог ни простить ему, ни забыть, что он назвал меня деревенским мужланом. Не мог я понять и перемены его отношения к моему отъезду из СССР. Я уже знал, что он шпионит за мной и регулярно направляет в КГБ доносы о моих настроениях и намерениях.
Прошло некоторое время. Как-то Стэн постучал в мою дверь.
— Шон, — начал он без предисловий, — ты пробыл в Москве уже восемь месяцев, лето кончилось, отпуск ты провел отлично, пора подумать о твоем будущем.
— Я уже давно ни о чем другом не думаю.
— Мы тоже думали об этом и пришли к выводу, что ты должен оставаться в Советском Союзе по крайней мере еще пять лет.
Эти слова поразили меня, как громом. Я онемел. Такое же ощущение было у меня, когда судья в графстве Суссекс огласил приговор: семь лет тюрьмы. Я чувствовал, что багровею от гнева.
— Не воспринимай это слишком болезненно, — попытался утешить меня Стэн.
— А как, ты считаешь, я должен это воспринимать?
— Но ведь нет другого выхода, — и голос и вид Стэна выдавали сильное волнение.
— Нет другого выхода? С самого начала, еще в Берлине, я совершенно однозначно заявил, что намереваюсь пробыть в СССР только несколько месяцев, а затем вернуться в Ирландию. И тогда вы согласились с этим!
— Правильно, Шон, — голос Стэна был вкрадчивым, он пытался меня успокоить, — но с тех пор многое изменилось. Куда бы ты ни подался, тебя везде опознают. От твоих действий зависит безопасность почти десятка людей. Это — большая ответственность.
— Ты что же, предполагаешь, что я настучу полиции на своих друзей, если меня арестуют?
— Конечно, нет, Шон. Я абсолютно уверен, что ты не предашь друзей даже под пыткой. Но, к сожалению, тобой будут заниматься не обычные полицейские. Люди, которые начнут тебя обрабатывать, будут использовать более утонченные методы. Они заставят тебя принять препарат, под воздействием которого ты расскажешь им все, сам того не желая.
Мой скептицизм, очевидно, нетрудно было прочесть по выражению моего лица, так как Стэн продолжил свои увещевания.
Теплота в тоне Стэна была подлинной. Было видно, что он выполняет свою миссию без большого удовольствия. Контуры определенного плана начали постепенно формироваться у меня в голове. Я решил тянуть время.
— Что ж, — я пожал плечами, — а как бы ты себя чувствовал, если бы тебе объявили, что придется пять лет жить там, где ты не хочешь?
