Старик повернулся.
И алым полыхнули глаза его.
- Матушка сказывала... - Кирей замолк. - Не важно, Зослава. Главное, что нечего ждать от него добра...
Лицо старика перекривилось.
Он вытянул руку.
- Порок... - голос его был громок, и люд, до того гомонивший, смолк. А у меня по спине мурашки побегли. - Порок вокруг...
- Где? - Еська руку поднял и под нее заглянул. - Мерещится вам, дедушка... ой, мерещится... нема тут порока.
И под левую заглянул.
- И тут нема... Ерема, у тебя есть?
Тот покачал головой.
- А у тебя, Емелька?
Емельян покраснел густо, неудобственно ему было, что на похоронах Еська скоморошествует.
- И у тебя стало быть, нету... а ты, Лис?
Елисей головой мотнул и попятился, точно желая спрятаться за широкими плечами Егора.
- Видите, дедушка, нет ни у кого порока...
Старик, против ожиданий, не разозлился. Но поднял посох в правое руке, а левую вытянул, раскрыл ладонь.
- Вор куражится, - молвил он, глядя на Еську в упор. - Да на любую шею петля найдется.
И пальцы вытянул, будто в горло желая вцепиться. А Еська вдруг побледнел, за шею схватился. Но старик рукой тряхнул, отпуская, а сам к Елисею повернулся.
- Волку не место среди людей...
А дальше я не поняла, что он сделал.
Только Елисей упал вдруг на колени и зашелся кашлем. Он выгнулся.
Вцепился когтями в землю.
Задыхаясь. Захлебываясь...
- Папа! - взвизгнула Красава и, сжав плечо, что-то зашептала. И супруг ее в посох вцепился, но вырвать из сухих сморщенных пальцев не сумел.
А Еська повис на Еремином плече. Сам бы не справился, не удержал бы близнюка, но Емельян помог, да и Евстигней заступил дорогу.
- Нехорошо, дедушка, - сказал он, в глаза старику глядя. - Не в вашей ли книге писано: не судите, да не судимы будете. А вы и судить, и казнить беретесь.
- Ты...
Елисея отпустило.
Он сел, ощупал руками горло. Поднялся, за брата цепляясь. И сказал тихо:
- Поперхнулся... немного.
- Ага, - Лойко только руку на пояс положил, и мне подумалося, что благо, на поминки с шаблею и иным оружьем являться неможно, а то б была бойка. - Поперхнулся... чуть нутро не выплюнул.
- Крепко поперхнулся, - ответил Елисей, уголками губ усмехаясь. И красную слюну рукавом отер. - Идем, Еремка... а то что-то... кашлять охота. Не застудиться бы.
Ерема разом успокоился.
И брата за руку взял, точно был тот мал.
- И вправду, - проворчал. - Сквозит...
След сказать, что день был самый что ни на есть весенний. Таким бы свадьбы гулять, когда б гуляли их не по осени, но весною. Травка зелена, расшита белым бисером звездчатки, и васильки-то в ней самоцветами, и одуванчики... небо синее. Облачка белые. Солнце разлеглося, разлилося светом.
