Лютик боязливо хмурится. Я чувствую, как он будет рассказывать всему семейству, что Митрошу обижали. Митроша беснуется и топает ногами. Я стараюсь его увести, но он вырывается. Пока что я еще сильнее. К еде он уже не испытывает интереса, поэтому я беру Митрошу под мышку, несу в комнату и сажаю в кровать. Истерика продолжается с новой силой. В Митрошином плаче - не просто обида, а какое-то фундаментальное жизненное потрясение. Я чувствую себя преступником и царем Иродом одновременно. Я сажусь рядом. Лютик тоже.
--
Ну что будем делать? - говорю я растерянно.
--
Надо ему дать, - говорит Лютик. - Он не успокоится.
--
Да что вы все, сбесились! - говорю я с отчаянием. - Ну как я ему нож дам? Ты что?
Лютик молчит. Митроша ревет. Еще немного, и придут соседи. Или сразу вызовут милицию, без визитов. Этот маленький паршивец орет так, будто его режут. Я боюсь, что он повредит себе либо голосовые связки, либо барабанные перепонки. Но сделать уже ничего нельзя. Он вошел в резонанс, и никакими силами его не погасить.
--
Пошли доедать, - решительно говорю я Лютику, и мы уходим.
Когда я нервно, с дрожащими руками, пою Лютика чаем, рев обрывается на высокой ноте. Сердце у меня падает от ужаса. У Лютика, кажется, тоже. Я с надеждой смотрю на него, но Лютик уклончиво отводит глаза. Он не желает быть соучастником.
--
Пойдем посмотрим, - говорю я убито.
Мы на цыпочках заходим в комнату. Измученный моральными травмами Митроша сидит в кроватке и сидя спит. На лице у него нарисовано страдание, он морщится во сне. Я подбираю соску и осторожно прикасаюсь к Митрошиным губам. Митроша в один момент, не просыпаясь, заглатывает соску, причмокивает, личико у него разглаживается, и по нему разливается спокойствие. Его длинные реснички все еще слипаются от слез.
--
Ах ты бедняга, - говорю я шепотом. - Надеюсь, он не охрип.
Лютик осуждающе молчит. Я смотрю на Митрошу. То ли вторые дети всегда выглядят трогательно, то ли мне кажется. По крайней мере, у Лютика совершенно шкетская физиономия с рождения, а у Митроши - кудрявые волосики, нежные черные реснички, выразительные глазки, и выглядит он, как ангелочек. Ленка, наверное, тоже так выглядела в сравнении со мной.
Митроша спит. Я аккуратно, чтобы не разбудить, стаскиваю его с прутьев кровати в лежачее положение и накрываю одеяльцем. Он не просыпается, а только слегка морщится и жует соску. Бедный обиженный ребенок.
Все оставшееся время до прихода мамы мы играем с Лютиком в дурака. Через полчаса Лютик играет как виртуоз, и я постоянно остаюсь в дураках (Лютику очень нравится). Я запоздало вспоминаю, что Лютик с трехлетнего возраста участвует в шахматных турнирах на равных с папой. Наверное, в шахматы и надо было играть. Но я только знаю, как ходят фигуры, и то с трудом. Вряд ли Лютик получил бы удовольствие... Время от времени мы инспектируем Митрошу, но Митроша спит.
