— Видать, начали погрузку. Пойду гляну еще, — сказал Прошка и взлетел по трапу.
В машинном отделении нависло угрюмое молчание.
Наверху открылась узкая дверь, и на мгновение слышнее стал топот ног и металлический лязг. Медленно спустился механик Федоров. Ни ни кого не глядя, он сказал:
— Готовь машину. Пар на марку, через полчаса отход…
И пошел на свое место к машинному телеграфу.
— Беда! Ой, беда, — вздохнул Митрий и встал к топкам.
— Что же это, вашбродь, неуж своих бить пойдем? — спросил Вавула, распрямляясь во весь рост и едва не цепляя головой паропровод, идущий в машину.
Федоров помолчал, потом сказал хмуро:
— Приказ был: пар на марку!
Вавула со злостью откинул дверь топки так, что она гулко зазвенела, ударившись о котел, и начал с яростью метать туда уголь лопату за лопатой. Через минуту сверху ссыпался Прошка.
— Кондухтор, жаба, прогнал, — зачастил он, не переводя дух. — Не менее батальона будет. Все юнкера. Рожи-то барские кривят… Велено быть при машине… Штабс-капитан ихний неотлучно на мостике. Часовых везде понатыкали. Слух такой, что и верно, в Усть-Пинегу идем. Орудия-то расчехлили уже… Полевые пушки на ют закатили…
— Ой беда, братцы, — застонал кочегар Митрий. — Юнкера ведь! Не пожалеют, побьют усех. И баб, и малых детушек…
Над колосниками уже бушевало злое пламя. Кочегары работали у открытых топок, озаряемые его неверным светом. Указатели манометров медленно сдвинулись и поползли по циферблатам.
Зазвенел машинный телеграф. Стрелка его качнулась и встала на отметке: «Вперед. Самый малый». В раструбе переговорного устройства раздался голос капитана:
— Вы готовы, Василий Степанович? Отходим. Вперед помалу…
Федоров нагнулся к трубе и ответил:
— Есть самый малый!
Федоров повернул ручку телеграфа, включил движение. Двинулись тяжелые шатуны, медленно тронулся коленчатый вал, и пошла чавкать машина. Дрогнул тяжелый корпус. Через толстые борта слышно было, как плеснула снаружи вода.
— Пошли! Мать честная! — выдохнул Прошка. Вавула вдруг с грохотом бросил лопату на стальной настил палубы.
— Нет, не могу я, братцы! — закричал он. — Что хотите делайте, не могу! Ведь своим погибель несем…
И он ничком бросился на черную кучу угля посреди кочегарки.
— Да что же это? Господи! — запричитал Митрий. — Матерь пресвятая богородица, спаси и помилуй!
— Прекратить! — вдруг раздался рядом твердый голос. — Сейчас же прекратите истерику! Как вам не стыдно?
Вавула поднял голову и стал угрожающе подниматься. Рядом с ним стоял Федоров. Даже в тусклом свете электрических ламп было видно, что он неестественно бледен.
