Начинается пологий подъем. Черный жук-паровоз, натужно пыхтя, медленно вертит колесами. И вдруг становится тихо. В этой звенящей тишине из близкого подлеска вылетают конники в лохматых шапках. Рассыпавшись лавой, они скачут наперерез поезду, заворачивая фланги в широкое кольцо. Их много. В поднятых руках посверкивают сабли. Что-то беззвучно кричат бородатые рты.
И вроде бы дверь теплушки закрыта, вроде бы Никита лежит на дощатом полу, закрыв голову руками, в то же время все видит, что делается снаружи.
Вот один за другим падают красноармейцы с открытых товарных площадок, роняя винтовки, и скатываются по насыпи в траву. Вот уже первые кони поравнялись с паровозом. Вот уже несется вдоль вагонов гривастая тройка, с тачанки дергается и беззвучно строчит пулемет, водя по вагонам тупорылым носом. Никита лежит, прижавшись щекой к грязному затоптанному полу, зажмурив глаза, и одновременно видит, как через тонкие дощатые стены вагона прощелкивают пули, оставляя маленькие круглые дырки, в которые мгновенно косо бьет тонкий пыльный луч солнца. Эти лучи падают на пол все ближе и ближе к его голове.
Никита все ждет, что одна такая тонкая игла вот-вот воткнется в его затылок и тогда случится что-то непоправимое!
Тут ему сделалось страшно до невозможности… и он проснулся. Горела желтоватым светом электрическая лампочка над столом, отец сидел на кровати и держал его за плечи. Лицо у него было испуганное и растерянное. Он увидел, что Никита открыл глаза, и сказал:
— Ты что кричал? Что-нибудь приснилось?
— Стреляли, — сказал Никита. — Махновцы. Думал, убьют.
Отец поднял руку и, задержавшись на секунду в нерешительности, погладил его по голове.
— Спи, брат! Теперь уже не убьют. Спи спокойно. Спи и ни о чем не думай.
Никита неплотно прикрыл глаза. Сквозь радужные лучи от лампочки он видел темное лицо отца и его широкие плечи. Отец все сидел на Никитиной кровати и смотрел куда-то в угол. Тяжелая рука его лежала на голове Никиты.
Никита скоро заснул и так и не увидел, когда лег отец. Больше в эту ночь ему ничего не снилось.
* * *
Никите уже надоело рассматривать Ломоносова, а пацанов все не было. Он собрался уходить, повернулся на одной ноге и увидел бойскаута. Это была девчонка. Из-под широких прямых полей ковбойской шляпы на него смотрели чуть прищуренные нахальные глаза. На девчонке была зеленого цвета рубашка с узкими погончиками и синяя юбка, такая короткая, что торчали коленки. На шее платок, стянутый у воротничка костяным колечком. На левом кармане гимнастерки блестел непонятный трехлепестковый значок.
