Аня четко проговаривала каждое слово, будто лекцию читала. Мать же Антона выглядела сейчас так, как выглядит незадачливая школьница у доски — учитель спрашивает, а она не знает урока. Чувствовала себя соответственно.
— Его поставят на учет к психиатру? — пролепетала она. — И все из-за того, что он сделал?
— Нет, не поставят, — успокоила ее Аня. — Это раньше так было, а сейчас на учет не ставят. Психически-то он здоров. А с проблемой суицидального поведения обращаются к психологу. Скажите, когда в последний раз вы разговаривали с сыном по душам?
— Не помню… О чем нам разговаривать?
— О жизни, например. О любви, о дружбе, о проблемах, которые волнуют молодых. О музыке, которая ему нравится, наконец.
— То, что он слушает, — это ужас какой-то, а не музыка. Жуть, которую слушать невыносимо. Я его совершенно не понимаю, — оживилась она. — Музыка сумасшедших, не иначе. Я прихожу домой с работы уставшая, а в квартире грохот, даже уши закладывает. Я, знаете, запретила ему это включать.
— И он больше не включает?
— Только когда меня нет дома, — гордо произнесла женщина. — А вы что же, хотите сказать, что он сделал это из-за музыки своей?
— Нет. Он сделал это из-за того, что вы совершенно его не понимаете. В его жизни могло произойти что угодно, а вы ничего не знаете.
Антошкина мама сидела, понуро опустив голову.
— И что мне теперь делать? — спросила она. — Антон сам не хочет со мной разговаривать. Он отдалился от меня уже давно. И в свою жизнь, в свой мир никого не впускает. Он ничего о своих проблемах не рассказывает. — Теперь она чуть ли не плакала, почти кричала от своей беспомощности. — Доктор, может быть, вы с ним поговорите? Может, он вас послушает, вам хоть что-нибудь расскажет?
— Хорошо, — согласилась Аня. — Я поговорю.
— Но мне-то, мне все-таки, может, вы разрешите к нему зайти?
Аня утвердительно кивнула:
— Только не разбудите, не надо его сейчас тревожить.
— Хорошо-хорошо. Я тихонечко, на цыпочках.
После разговора с матерью Антона Аня чувствовала себя опустошенной. Хорошо, конечно, что она понятия не имеет о зловещей роли Ани во всем произошедшем. Значит, ее не сразу посадят в тюрьму за доведение до самоубийства, а после, тогда, когда соберут все необходимые улики. А может, никто ничего так и не узнает.
Но от этого легче не стало. Собственную совесть не обманешь.
Чужую совесть — это запросто, что Аня и продемонстрировала только что со всей наглядностью. «Как? Вы ничего не знаете о собственном сыне?» И все. Половина вины переложена на другого человека. Но своя вина от этого не уменьшилась.
