Ступор моментально прошел. Она — врач, а он — ее пациент. Рядовой, один из многих. Никто не заметил ее мимолетного замешательства.
— Внутривенно дроперидол с фентанилом, — отдала она короткое распоряжение медсестре. Аня привыкла говорить лаконично — ни к чему лишние слова. Некогда разводить длинные речи, а то пациент невзначай умрет.
— Вы его знаете? — с любопытством поинтересовалась медсестра. — Почему он не хочет, чтобы вы…
Аня не дала ей договорить, не потеряла самообладания в этой ситуации:
— Вы будете слушать, что кричит испуганный мальчик во время истерики? Или все-таки попытаетесь выполнить распоряжение врача? — Голос жесткий, не терпящий возражения. Это — приказ, ослушаться нельзя. — Или мне повторять по десять раз?
Аня не кричит, говорит спокойно и строго. Несколько слов — и она указала всем место. Даже Антон умолк. Смотрел расширенными от ужаса глазами, как она придвигает к себе медицинский столик, откидывает стерильную салфетку.
— Он же порезал вены, — растерянно говорит медсестра, приготовив шприц.
— В другую руку, — показывает Аня, и Антону кажется, что Аня еле сдерживается, чтобы не приголубить медсестру каким-нибудь ругательством.
Она берет пинцетом какие-то страшные инструменты — металлические, блестящие. «Орудия пыток», как они шутили с ребятами, только звякают тоненько, ударяясь о белый эмалированный лоток. Пока Аня готовится (к чему?), медсестра крепко затягивает руку Антона жгутом.
Больно.
Он сжимается от страха, но перед Аней стыдно показывать слабость. Игла входит в тело, вонзается со стальной беспощадностью. Антон с детства боится уколов.
— А-а-а! — вырывается из него по-детски тонкий крик. Не сдержался.
— Тихо, тихо, Антошка, не бойся. Я ничего страшного с тобой не сделаю. Посмотри на меня. — Голос Ани тихий, мягкий, нежный.
Она ласково успокаивает его, берет за руку, гладит по щеке. Будто это не она только что приструнила всех ледяным командирским тоном, будто не она только что отчитывала медсестру за то, что та не знает, как надо делать уколы.
— Больно, — еле слышно шепчет он, пересохшие губы его не слушаются, по щекам текут крупные слезы.
— Знаю. Сейчас подействует лекарство, все пройдет, — тихо уговаривает она. — Успокойся, все будет хорошо. Наложим парочку швов, и все кончится. Глупенький ты мой…
— Не надо, — всхлипывает он.
— Ну-ка тихо лежи, не дергайся. Тсс, — шепчет Аня. — Потерпи. Пока нельзя.
Антону кажется, что это не лекарство на него действует, — это сама Аня, ее голос, взгляд ее, аромат духов так нежно и замечательно работают над его покоем. Запах жасмина и розы, горько-сладкий… в нем больше горечи, чем сладости… он уже не замечает больничных запахов.
