P.S. Очень рада, что вы не выкинули мою старую конторку. Надеюсь, тебе хорошо живется с отцом, доченька моя. А если нет, советую тебе как можно скорее обзавестись собственным домом».
Она не знает, как подписать письмо. Она уже написала букву «М», но обводит ее ручкой до тех пор, пока от нее не остается только черное пятнышко, и все.
Она вытаскивает из стопки еще один лист и быстро пишет на нем:
«Дорогой Альберт!
Тебе я тоже хотела написать, но время пролетело слишком быстро, мне пора бежать, пока ты или Ханна не проснулись и не застали меня здесь за конторкой. Ключ положу обратно под камень. Улли».
Она сворачивает оба листа, пишет на одном «Ханне», на другом «Альберту» и уже собирается идти, но тут ей в голову приходит одна мысль. Она разворачивает письмо для Ханны и дописывает снизу: «Я только что вспомнила одну фразу, одну-единственную реплику Ричарда: “Так я в одном лице играю многих – и недовольны все”[6]. Вот уж верно, кем я только ни была – и всегда оставалась прежней, самой себе скучной, самой себе невыносимой. И через три роли было то же самое. И через год, через очередную Пентесилею, Титанию, Цецилию, Марию Стюарт – то же самое. Так и шло. Сорок лет. Целых сорок лет! Вплоть до сегодняшнего дня. Недавно у меня брали интервью. Журналистка напомнила мне тебя. По ее вопросу сразу было понятно, какого ответа она ожидает. “Правда ли это, что актрисам особенно тяжело стареть?” – “Понятия не имею, я всегда была актрисой, сравнивать мне не с чем”. Глупый ответ, я знаю. Но этот вопрос – он так и мучает меня до сих пор».
Она едет до Хузума[7] на поезде Гамбург – Зильт. В дороге впадает в дремоту. Резко просыпается – поезд стоит. Она чувствует вялость, как после наркоза, во рту пересохло, тяжелый распухший язык липнет к деснам. «Давно стоим?» Сидящий напротив мужчина улыбается и отвечает: «Нет. Только что приходил проводник, сказал, что на семафоре красный свет, почему – никто не знает, придется подождать». – «Мне нужно успеть на следующий поезд». – «Значит, вы торопитесь?» – спрашивает он. «Нет», – говорит она. И потом сразу: «Да».
При пересадке в Хузуме у нее разболелись колени; она с большим трудом поднимается с сиденья и не может спуститься с подножки без помощи проводника, который поддерживает ее под руку. «Тихонько, не торопитесь», – говорит он, но она молча разворачивается и уходит, стараясь по возможности ускорить шаг.
Во время короткого переезда до Нибюлля она кладет ноги на сиденье напротив. «Устала, мамаша?» – спрашивает проходящий мимо парень лет шестнадцати. «Даже не представляешь себе как, мой сладкий», – отвечает она. Парень оборачивается на ходу и крутит пальцем у виска.
