». И вышло, хотя Шарлотта несколько месяцев не могла забеременеть: их встречи редко совпадали с удачными для зачатия днями. И здесь на сцене появляется уже упомянутое невообразимое зелье, которое я сварила для Лотты, – прошло уже несколько лет, а я до сих пор при мысли об этом только качаю головой. Я! Я же вообще не верю ни в какие особенные свойства никаких травок, за исключением некоторых засушенных цветков и листьев, которые, как мне известно, уж так и быть, одурманивают. За этим исключением я не верю, что травы – измельченные, тертые, высушенные или после шоковой заморозки – могут спасти от какой-то беды или подарить счастье. Исключительно мое мнение. И вот я пошла, смешала определенные травы, залила нагретой до девяноста градусов водой, выдержала семнадцать минут, процедила, опять добавила горячей воды и варила вместе с остальными ингредиентами несколько часов, пока не получила тягучую жидкость. Которую я напоследок, беспомощно, но в высшей степени решительно, еще и долго заговаривала. Лоттель выпила ее и на следующий день забеременела. Хотя по всем расчетам этого быть не могло. С тех пор она утверждает, что у меня способности. Чем чаще она превозносит тогдашнее колдовство, тем больше гнетет меня то, что до сих пор мне не удалось сварить зелье против неукротимого роста тканей ее собственного тела. Как будто прочитав мои мысли, она прерывает диктовку, отхлебывает травяного настоя, который должен помочь ей дожить не меньше чем до ста, и смотрит на меня поверх края чашки, серьезно и продолжительно. Я снимаю очки и отвечаю на ее взгляд.
В дверь стучат.
– Сейчас, мамуля, сейчас мы сделаем перерыв, – кричит Лотта в направлении уже нажатой дверной ручки и действительно – на какое-то время ей удается предотвратить очередное появление матери, которая в моих глазах кто угодно, но только не мамуля. Ручка снова поднимается, и ничего не происходит.
– Лучше поесть печенья, – Лотта берет с подноса вазочку с темно-коричневыми сухими палочками.
– Лучше для кого? – интересуюсь я. Она пожимает плечами и откусывает.
– Ну и гадость, – говорит она, и при этих словах изо рта у нее сыплются сотни пыльных крошек. – Господи, фотографии! – она смотрит на меня, как будто ей только что пришло в голову, что Бен уже несколько часов ждет, пока его заберут. – Они же у тебя с собой?
Как только я их протягиваю, все заботы как ветром сдуло, морщинистый рот растягивается в счастливой улыбке.
– Ой! – восклицает она. – Ну ты только посмотри! В голове не укладывается!
