Если надо — всё, что надо,
Рублик будет нам награда!
«Хитрый, черт! — подумал с восхищением Сема. — Вроде Моисея. И денег заработает кучу». Последнее он считал особенно важным.
* * *
Поздно ночью у речки встретились два человека. Они говорили шепотом.
— Молодец, хорошо начал, — сказал один из них. — Главное, правдоподобно.
— Ну как, похож я на шабес-гоя?
— Вылитый!
— Вот и отлично.
— Завтра я уеду. Вот тут всё, что я могу тебе передать. Это остаток, дополнительно деньги прибудут. Транспорт «Правды» ожидается через две-три недели. Кто теперь вместо меня приедет — не знаю. Тебя известят.
Они обнялись молча.
— Да, вот еще… За мальчиком смотри. Хороший мальчик! Если надо будет, помоги. Мучатся люди. А стыдно это: семья Гольдина не должна так мучиться. Мы отца заменить должны!
— Я понимаю, — ответил широкоплечий человек в желтой панамке. — Понимаю…
— Ну, прощай, Трофим! Завтра я еду.
— Прощай, Моисей! Удачи!..
Все время Сема старался не думать об отъезде Моисея. Он уговаривал себя, что этого не будет, что в самый последний момент Моисей передумает. И даже сейчас, когда на полу стоит раскрытый чемодан; и бабушка, вздыхая, медленно укладывает вещи, Сема не верит в неизбежность разлуки.
— Моисей, — тихо говорит он, — чем тебе здесь плохо? Может быть, ты останешься?
— Смотри, какая любовь! — смеется дедушка. — Мальчик прямо похудел за эти дни.
— Я ненадолго, — серьезно отвечает Моисей, — ненадолго. Скоро увидимся!
— Тише, — вмешивается вдруг бабушка. — Сема, дай ему уже покой… Смотри, Моисей, что я тебе кладу: четыре носовых платка, две пары чистого белья, три рубашки. Вот видишь: раз, два, три. Я их всюду заштопала. Носки…
— Хорошо, хорошо, я вам верю.
— Когда ты будешь отдавать в стирку, скажи, чтоб не клали много жавеля. Ты слышишь? А то они тебе все белье перепортят!
— «Все белье», — насмешливо повторяет дедушка, — «все белье»! Можно подумать, что у него дюжины крахмальных рубах.
Но Моисей внимательно выслушивает советы. Он даже выясняет, что такое жавель, как будто ему очень важно знать это. Постепенно наполняется чемоданчик, и бабушка, захлопнув крышку, говорит:
— В добрый час! Чтоб все было хорошо!
Все садятся; перед отъездом нужно посидеть молча — это к удаче. Наступает тишина. Моисей перебирает какие-то листки и, нахмурив брови, записывает что-то на папиросной коробке; Лазарь задумчиво рассматривает свои шершавые загорелые руки; бабушка сидит с закрытыми глазами, губы ее шепчут молитву; Сема прижимает к груди старую, истрепанную книжку — подарок Моисея; дедушка барабанит пальцем по столу, потом медленно обводит всех глазами и, улыбаясь, говорит:
