Запад и Русь: истоки противостояния | страница 72
То есть ни запустение, ни клановые разборки не могли явиться настоящей причиной переноса папского престола. Ею мог быть только реальный плен, или, точнее, мероприятие по приобретению королем личного папы-марионетки, перевербованного из протоиудеев-катаров в христиане. Об этом говорит даже упорное сравнение этого эпизода истории с «вавилонским пленением евреев» в творчестве итальянских писателей-гуманистов.
Вот, например, что пишет Данте в письме к упомянутому выше Генриху VII: «Тогда наше наследие, лишение которого мы не устаем оплакивать, будет нам возвращено полностью. И подобно тому, как сейчас мы, изгнанники в Вавилоне, воздыхаем, вспоминая святой Иерусалим, так тогда, ставши снова гражданами и дыша мирным воздухом, мы в радости будем вспоминать бедствия смутной поры».
Интересно, что Петрарка, резко осуждавший роскошь папского двора в Авиньоне, также называл авиньонскую эпопею «вавилонским пленом», хотя между «роскошным пребыванием» и «пленом» связь едва прослеживается. Значит, смысл библейского эпизода хотя бы метафорически, но все-таки соответствовал сложившейся ситуации.
Показательно в этой связи, что евреи после погромов, учиненных тем же Филиппом IV, устремились не куда-нибудь, а именно в Авиньон, где были ласково приняты папой, невзирая на его союз с алчным монархом. Родственными душами, выходит, оказались.
Откуда же в таком случае взялся сюжет с «запустением», как с альтернативной «плену» причиной переноса папской резиденции? Ведь нельзя же всерьез полагать, что представление о «запущенности» и «заброшенности» «столицы мира» было целиком высосано из пальца. Тем более что оно соответствует концепции «вавилонского плена», согласно которой Иерусалим после череды антивавилонских выступлений евреев был подвергнут разорению Навуходоносором II[63].
А вот откуда. Читаем у А. Дворкина в «Очерках по истории Вселенской Православной Церкви»: «Константинополь конца XIV в. был печальным умирающим городом. Его население, превышавшее в XII в. миллион человек, теперь насчитывало менее 100 тысяч и продолжало сокращаться. Огромный город был заброшен и полон руин. Помимо Константинополя, в то время в пределах Империи оставался еще лишь один значительный город — Фессалоники, который по-прежнему выглядел более или менее процветающим. Это был главный порт на Балканах, где проводилась ежегодная торговая ярмарка. Однако и Фес-салоники сильно пострадали от владычества зилотов, разрушивших многие дворцы и монастыри, прежде чем их восстание было подавлено».