— А если другая сторона откажется принять его?
— Ну, тогда мы угостим таможенного пулькой, — отрезал Дьюскап, прицеливаясь в портрет маркиза Гранби, висевший над камином.
— А если таможенный влепит в меня?.. — вдруг подумалось мне, однако ж я не высказал этой мысли.
— Так где же его обрести? — спросил Дьюскап, надевая шляпу. — В таких случаях не нужно терять минуты.
— Да подожди же, пока я оденусь, — рассеянно проговорил я. — Ведь можешь сходить и после завтрака.
— Ни до куска не дотронусь. Да, ты упоминал, ведь, что он остановился у Нутльбюри. Так, помнится? Я тотчас схожу и живо вернусь к завтраку.
С этими словами он вышел, а я стал одеваться, и, для возбуждения аппетита перед завтраком, предался грустным размышлениям, — что, быть может, завтрак этот будет для меня последним… Кажется, даже, я отчасти пожалел, что передал дело в руки такого энергичного приятеля.
Довольно таки прождав Дьюскапа, я принялся, наконец, за закуску один. Уж перед концом завтрака голова его мелькнула мимо окна и он торопливо вошел в комнату.
— Ну, вот, — проговорил ревностный друг, садясь за стол и сильно напирая на закуску, — мы теперь у самой развязки.
— To есть, что ж ты хочешь этим сказать? — спросил я.
— А то хочу сказать, что противная сторона уклоняется от всяких извинений и, стало быть, противная сторона должна лечь на месте.
— Но я… послушай, но такое дело мне было бы не совсем приятно.
— Неприятно! Такое дело?.. Позвольте спросить, мистер Шребсол, что вы под этим разумеете?
— Думаю, что… Да неужели, в самом деле, из этого нет другого исхода. Неужели нельзя…
— Постой, погоди, погоди, — проговорил приятель, с суровым видом, перестав вдруг есть, — все дело ты передал в мои руки; следовательно, я обязан, — да, говорю, — обязан, довести его до конца. Как ни прискорбно мне быть в нем замешанным (а мне казалось, в душе, он ликовал); но, раз в него впутавшись, я должен его и покончить. Так садись же и пиши формальный вызов, а я принимаю на себя передать его, куда следует.
Дьюскап имел всегда на меня чертовски сильное влияние. Слова его были полны неотразимой логики и силы. Так и теперь, в дальнейших руководящих советах, но отношению к предстоящему делу, о том, например, что надлежало тут говорить или что делать и прочесть обнаружил такие громадные сведения, что я не мог утерпеть, чтобы не спросить его, не разыграл ли он когда-нибудь и сам моей роли в таком же деле.
— Нет еще, не приходилось — отвечал Дьюскап, — но полагаю, что у меня больше призвания для второстепенных ролей. Право, я всегда чувствовал, что был в своей стихии, когда входил посредником в делах чести.
