— Да, Гриша, таким я его вижу впервые.
— Хм, город как город.
— Ты видишь настоящее. А я — будущее!.. Ладно, едем.
Милка нехотя шла в направлении церкви, а дедушка, подгоняя её, неустанно ворчал:
— Вот ты неразумная, у тебя, сколько травы дома, а?
Корова глянула на деда искоса и угрюмо промычала.
— Не надо мне рассказывать, — продолжал старик, — трава там точно такая же.
Милка виновато опустила глаза. Дедушка вздохнул и покачал головой:
— Скучно тебе со мной. Понимаю… Ладно, договорились: вернемся домой, мы хмурь твою излечим… Эй, что опять стряслось?
Корова остановилась посреди дороги и простодушно замычала.
— Ну что, хочешь мне помочь? — старик не знал, что уж и говорить. — Сам справлюсь. Хватит меня уговаривать, ступай в храм!
Но Милка не слушалась. Из-за поворота показался лимузин Барабаса, и старик сжал грабли в руках с такой решительностью, будто то был не инструмент для обработки почвы, но боевое оружие.
Гриша без стеснения давил на педаль газа, сидя вполоборота к шефу, и темпераментно витийствовал:
— Как интересно вы придумали: террикон, — он обеими руками очертил в воздухе соответствующую фигуру, — и я с бубном: так-так-так, тук-тук-тук, так-та…
— Какой ты талантливый, Гриша! Воображение, как у Пикассо, машину водишь, как Шумахер, — гроссмейстер подмигнул обоими глазами и добавил, — тебе бы еще чуток ума, танк вместо лимузина и тряпку красную, как у тореадора…
Гриша наконец-то опомнился и схватился за руль, но педаль тормоза вдавилась в пол без его участия. Автомобиль замер в нескольких сантиметрах от старика, нацелившего свои боевые грабли в лобовое стекло, прямо на водителя. Гриша выскочил из машины.
— Ах ты, старичишка хренов! — заорал он, задыхаясь от злости, — годы в тягость? Жить надоело?
Гриша вцепился в стариковы грабли, но дедушка и с места не сдвинулся. Гроссмейстер, глядя на все это, подпалил трубку, взял свою трость и неспешно вышел из машины.
— Ты не понимаешь, с кем ты связался, дед, и даже представить себе не можешь, что я с тобой сейчас сделаю, — не унимался Григорий. И вдруг, он резко смолк и опустил руки, потеряв всякий интерес и к старику, и к его граблям.
— А ну, извинись! — приказал шеф.
— Покорнейше прошу прощения, каюсь в содеянном, впредь такого не повторится, — протараторил водитель.
— Ладно, иди в машину и сиди смирно. Позже поговорим, — сказал гроссмейстер.
— Ага. Только ухо отпустите, Адер Иванович.
— Ах, ухо! Конечно-конечно, друг мой грешный, если великий Атиша тебя прощает…
