Чертополох | страница 53



Улыбнулся Виталий кротко и ласково и поманил его рукой. Малыш шагнул навстречу и снова захныкал.

Подошел к нему старец, погладил по мокрой от слез щеке, молча заглянул в карие глазенки. Вот, такой же был и его Ванюшка, когда ушла жена Виталия. Где он теперь? Если и жив еще, то должно быть, тоже старик уже… Ничего не известно Виталию. Семнадцатый год пошел, как умерла сестра Степанида. От нее только и слыхивал изредка старец о семье своей.

Молча глядят друг на друга Егорка и старец Виталий. Повстречались под старыми соснами утро и вечер, закат человеческой жизни с восходом. И тянутся нити незримые, крепкие вечные нити от старого сердца усталого к чистому сердцу ребенка.

Егорка отер слезы, забыл все свои недавние страхи и взял за руку старца Виталия.

— Дедушка, пойдем к мамке.

И тихо ответил Виталий:

— Пойдем.

И пошли они рядом по узкой тропинке лесной.

Крепко держался за руку старца заблудившийся Егорка и все заглядывал из-под шапки на звезды высокие и на дедушкино лицо, освещенное тихой улыбкой.

Так и во двор монастырский вошли они вместе, рука с рукой. Лишь у храма разлучила их Аксинья. Кинулась она с плачем к Егорке и спряталась на ее груди русая Егоркина голова.

А старец Виталий понес к отцу игумену грех свой… А после, за три долгие года впервые, поднялся на клирос церковный и долго в ту ночь читал он страсти Христовы, голосом тихим и в начале слегка хриповатым. Но, с каждым словом о муках последних страдавшей Любви, крепчал его голос и прежняя кроткая ласка звучала в нем, красота умиленного сердца.

И снова, как прежде, проникал он в людские печальные души, трогал в них струны забытые, согревал упованием новым. Умилением сладким вздымались сермяжные груди и крестили их мозолистая руки.

И плакала тихо Аксинья в углу, прижимая к себе Егорку. Слезами радости, легкими, светлыми… Слезами, роднящими с небом далеким… Собирают их ангелы в урны алмазные и к престолу Творца несут эти слезы, как самый бесценный и чистый дар печальной земли. Ибо не часто горит для людей солнце радости. Ибо редкая гостья она и так мало ее на темной земле.

1913 г.

Ближе к звездам

I

Не работалось. Мысль, как усталая, измученная кляча, едва тянулась, каждую минуту грозя остановиться.

Даже перо сегодня, более, чем обыкновенно, цеплялось за бумагу и притягивало все невидимые, досадные пылинки. Папироса ежеминутно гасла, спички ломались…

Пролинг в сущности догадывался о причине: всему виной — какой-то дурацкий «Петроний», тиснувший вчера в «Вечерних Отголосках» свою злую рецензию.