— Матерь Божия! — умилялся Ардальон Егорович. — Чего у вас нету? Вот, жизнь-то.
— Да-с, я на эту войну не в обиде, — признался хозяин. — Поотъелся здесь. Никаких очередей не знаем. Всего везут пока… Только вот, эвакуацией стращают, а то ничего… Жить можно! Раньше-то строгости были, старший врач — собака. А теперь мы его скрутили, по струнке ходит. Свобода! Пациенты мои в одних халатах на солнышко выползают и, как тараканы, во все стороны. До ночи не соберешь. Торговлю завели, кто чем… Одно слово — республика! А Софья Павловна у нас президентом. Только ее и побаиваются. Она у них в наказанье ноги запирает.
— Как? — поперхнулся суфлер.
— А так. Возьмет протезу и под замок. Товарищ и сидит, кается…
Софья Павловна шмыгнула черными маслянистыми глазками.
— Не слушайте его. Он сам их голосом ушибает. Начнет орать — мне даже страшно.
— А петь бросил? — спросил Ардальон Егорович.
Буркачев отмахнулся.
— Где там… Разве для больных иной раз «Марселя» тявкнешь, или Шумановских гренадеров. Это они любят. Пианино у нас было, да недавно отобрали. Баронесса одна жертвовала, а мужички у нее усадьбу распотрошили, ну барыня и обиделась. Эх, Ардальоша!.. Сказано: гора с горой… Где ж ты живешь-то? И дочка с тобою? Помню я, бывало, словно Велизарий…
— У родных живу, у зятя… — ответил суфлер. — Человек он простой, товарищ и все прочее… А в общем ничего. С напором человек. Уверовал и шабаш! У него и живу, временно, конечно. В Москву собираюсь. За меня там приятель один хлопочет. Вовка Маурин. Слыхал?
— Слыхать не слыхал, а на афишке видывал. Так ты, стало быть, пока в ожидании? У моря погоды?..
— Говорю тебе: хлопочет. Не веришь, могу письмо показать, на днях прислал, пишет, что дело на мази. Вовку — нарасхват. Он теперь с экрана не сходит, ему стоит пикнуть…
После обеда Буркачев вызвал в соседнюю комнату Софью Павловну и погудел за дверью своим протодиаконским басом, после чего вышел к гостю красный и сердитый, но хлопнул его по плечу.
— Идем! — сказал он. — Я тебя провожу. Беда с бабами… А туда же о равноправии пищат.
Выйдя на улицу, Буркачев разжал огромный волосатый кулак и показал суфлеру пачку кредиток.
— Хватит? — подмигнул он весело. — Тут, брат, неподалеку кабачок один имеется, кавказский. Какого ты мнения насчет кахетинского? А?
— Год не пивал! — подпрыгнул Ардальон Егорович. — Только уж того, извини, на мой счет.
— Да ну! — пустил санитар с «мефистофельским» сарказмом. — А ты знаешь ли цену-то?
