неясные думы о
своём счастье.
А Наташа, там, уже бегом сбежала по тропинке, возле горы, до самого того места на льду озера, где давеча въехала в сугроб. И оттуда взглянула кверху. Горка невысокая. Но больше чем когда-либо пленил теперь Наташу этот дом на возвышении.
«Надо взять целиком отсюда, — решает она. — Без ледяной горы, конечно. Дать вот эту тёмную полоску тальника по берегу озера, над ним снежные сугробы да кусты сирени, а наверху, на горе, эти огромные голые ветви стариков — вяза и липы, и за ними сосны. Влево — весь фасад дома, с его колоннами, снег на перилах террасы, лунный свет в стёклах окон. Потом опять сосны и сбегающий от них под горку молодняк… все эти сосенки и ёлочки… Боже, как это красиво во всей своей простоте!» — восклицает Наташа.
Она долго стояла, всматриваясь в снег, где брильянты-снежинки то искрились, то погасали и загорались снова и горели, переливались и опять гасли, исчезали в одном месте и появлялись в другом, точно плясали какой-то плавный танец фей, по мере того, как луна тихо-тихо, незаметно совершала своё склонение к горизонту и к западу.
Наташа оглянулась ещё раз кругом. Любо ей было чувствовать себя здесь теперь одной в этой снежной пустыне, расстилавшейся перед ней и по озеру и дальше, далеко-далеко за озером; там, как огромные волны застывшего моря, тянулись холмы покрытых снегом и освещённых луной полей. Это спящее, скованное, снежное море сливалось с горизонтом, где на сумрачном небе, споря с лунным светом, сверкали крупный звезды.
Наташа почувствовала, что ей стало холодно. Оторваться от приковавшей её к себе картины не хотелось ещё; но она вспомнила, что Лина ждёт и быстро пошла домой.
— Лина, прости, милая, что я долго, — сказала она, входя в переднюю, куда на стук её шагов по крыльцу, уже вышла из гостиной Лина.
— Ничего, Ната. Мне так хорошо мечталось тут.
Когда они поднялись в свои комнаты, Лина ещё зашла к Наташе.
— Однако и озябла же я, — говорила Наташа.
Она торопливо стала раздеваться, чтобы скорей опять попасть в постель.
— Вот хорошо — тепло здесь! — говорила она, полураздетая, прислоняясь к печке. — Но зато, Лина, какой я пейзаж задумала, один восторг! Постой, я сейчас должна записать его.
Она взяла карандаш и альбом и наскоро набросала схематическое изображение контуров пейзажа; грубыми штрихами обозначила, где какие должны быть тени; в разных местах надписала, где какую положить краску.
Лина молча следила за этой работой, а Наташа, наскоро кончив, сказала:
