«Ну, судьба посылает мне ещё эффектный световой контраст», — думает Наташа и начинает соображать, какими красками передать его завтра на полотне. Старается запомнить. Потом смотрит на окно и думает: «А вот чтобы запечатлелось и то освещение, надо ведь сейчас пойти посмотреть… Да, конечно, надо сейчас же видеть! Луна как раз теперь должна так хорошо освещать фасад… А вдруг завтра луны не будет, вдруг будет облачно?» Наташа, как испуганная, приподнимается на кровати… и почти громко произносит: «Ни за что! Сейчас же пойти посмотреть!»
— Лина, ты не спишь? — зовёт она через дверь.
— Нет, а что?
— Ты не раздета?
— Нет.
— Поди ко мне на минутку.
Лина идёт из своей комнаты через маленький коридор к дверям Наташи и входит к ней.
— Что с тобой, Ната? Нездоровится? — говорит она, подходя к кровати.
— Нет, нет, Лина. Я очинь здорова, — дурашливым тоном отвечает Наташа и, ласкаясь, жмёт руку сестры. — Слушай, Лина, я хочу сейчас пойти в сад, к горе.
— Ты с ума сошла!
— Нет, правда, Лина. Мне это очинь нужно. Только вот что: это никого не смутит там, наших?
— Нет… Да что ты?.. Я не знаю, может быть, мама ещё не спит. А, может быть, и спит.
— Лина, голубушка, мне нужно посмотреть лунный эффект, я завтра хочу набросать этюд.
Причина показалась Лине достаточно серьёзной, и она только сказала:
— Ты простудишься, Ната.
— А, вздор какой! Оденусь и пойду.
— Ну так и я пойду с тобой, — сказала Лина.
— Нет, нет, Лина, ради Бога, не надо. Ты только выпусти меня через парадную и не запирай дверей, пока я не приду.
— Хорошо.
Наташа быстро-быстро оделась, и они тихонько спустились на цыпочках с лестницы. Лина со свечой в руках. Внизу все спали. Выпустив Наташу, Лина поставила свечу в передней, а сама ушла в гостиную и села на диван. Сидела и смотрела на этот раздражающий блеск лунного света, превративший гостиную в мечту, смотрела через полузамёрзшие окна в полусумрак морозного неба, и в душе ширилось, разливалось томительное чувство. Что — неясно. Но как-то перемешалось все: и Ната, которая побежала «смотреть луну», и красота картины, которую должна вот теперь видеть там на дворе сестра, и красота той взбалмошности, с какой Ната вскочила с постели, чтобы схватить вот сейчас, сию минуту, то, что ей нужно для её творчества; и тут же, среди этих трепетных и нежных, как лунный свет, мыслей, заболтались к чему-то лоскутки бумажек с записями количества проданного картофеля, моркови, купленные воза сена, дрова, промелькнули графы цифр… потом Николай Николаевич… и
