— Мы куда же пойдём пешком?
— Извините, на вокзал.
— Мы поедем разве по железной дороге?
Он переконфузился совсем.
— По подземной, — едва выговорил он.
— Как по подземной?
— У нас есть такая… Соединяет Перу с Галатой. Это будет два шага: сейчас за кладбищем.
Пока она надевала шляпку, Костя дожидался её внизу, упорно смотрясь в зеркало. Она очень мало понимала — куда едет: Принкипо против Халки, по подземной дороге, — на Мраморное море; лошадей нет, до вокзала пешком. Но мальчик был, по-видимому, удивительно скромен, и будущая семья её принципалов начинала вырисовываться перед ней в благоприятном свете.
Когда она спустилась вниз, под вуалью, с зонтиком и в перчатках, Костя всё ещё вглядывался в зеркало, то откидывая голову назад, то приближая её к самому стеклу. Виски его были вздуты и пульсировали усиленно, весь он был в нервной ажитации.
— Я готова, — послышалось сзади его.
Он быстро повернулся.
— Ах, простите, такое невежество!
Он сорвал с головы шляпу, опять надел, поклонился два раза в стену, повертел палочкой и сказал:
— Если позволите, то, пожалуйста, пойдёмте.
Они вышли на улицу. Она заметила, что он сразу вышел на середину.
— Mademoiselle! Пожалуйста, здесь идите, — предупредительно сказал он. — По самой середине, здесь очень хорошо.
— А отчего же никто не ходит у вас по бокам? — спросила она.
Он стыдливо потупился.
— Невозможно, mademoiselle! Как же можно идти сбоку.
Ей стало весело, она старалась заглянуть ему в лицо.
— Разве это тайна?
Он вдруг остановился.
— Видите, — сказал он, показав на какое-то окно.
Она посмотрела.
— Вижу, окно.
— А под ним?
— Стена, грязная, с потёками.
Он хихикнул.
— Ну, вот, как же можно идти возле стены?.. Здесь, mademoiselle — ещё Пера, а в Галате и Стамбуле… Там из каждого окна выливают на улицу… всё, что не нужно.
Она не продолжала больше расспросов, и они пошли молча. За решёткой, под тенью задумчивых кипарисов, тихо дремало в утренней прохладе небольшое кладбище. Две турчанки в белых покрывалах сидели склонившись у мраморных тумбочек. Покрывала золотились на солнце; внизу на них лежала лиловая сеть листвы. Тотти с любопытством взглянула в сад. Её спутник опять хихикнул.
— Жёны, — сказал он.
— Чьи жёны?
— Турецкие.
Сын очень напоминал отца и лицом, и манерами, только не хохотал громко, считая для этого себя слишком молодым, а смеялся так тихо, точно у него на лице была подушка. Ноги у него были длинные, шея длинная, но в будущем можно было ожидать такой же толщины, как у его отца.
