Он пошёл опять к помощнику капитана. У борта гремели цепи, и матросы снаряжали шлюпку. Санитар, вместе с помощником, собирались ехать на берег.
— Да им заплатить надо? — спросил Иван Михайлович у помощника.
— Ну, конечно! — недовольно поводя плечом, ответил тот.
— Так мы заплатим, только бы отпустил нас совсем.
— Да я там поговорю.
— Что заплатить? Кому? — спросил у брата прокурор. — О чем ты говорил сейчас с ним?
— Откупиться надо у турок, чтоб не сидеть здесь.
— Слуга покорный! За что платить? Это совершенно незаконные поборы.
— Поди ты к черту с своей законностью! — вдруг вспылил архитектор. — Ну, а это законно будет, если ты заплатишь буфетчику сто франков, да полторы недели простоишь здесь?
— Я из принципа буду питаться одним чаем, — резко сказал прокурор.
— Ты можешь похудеть и поблекнуть, — засмеялся архитектор. — Это может не понравиться твоей невесте.
У товарища прокурора брови сдвинулись.
— Послушай, Иван, — сказал он, отводя его в сторону, хотя возле него никого не было. — Мне очень не нравится тон, каким ты стал в последнее время разговаривать со мною. Ты очень переменился. Ты в академии был благовоспитанным милым юношей. Но по окончании курса, ты положительно переменился. Общество ли подрядчиков и каменщиков так влияет на тебя, или то, что ты считаешь себя теперь вполне самостоятельным человеком, и хочешь плевать на всю родню, — но только, повторяю, я тебя не узнаю, и сознаюсь в этом с грустью. Должен тебе сказать, что и тётки о тебе такого же мнения. Ты, проезжая из Петербурга через Москву, даже не заехал к ним.
Иван Михайлович покраснел. Видимо ему много хотелось ответить кузену, но он сдерживался.
— Видишь ли, — сказал он наконец. — Отношения мои к тёткам совершенно не такие, как твои. Ты остался сиротой; и они тебя воспитали. Я рос дома, у матери и отца. Теперь, после смерти родителей, у меня в сущности нет родных, потому что тётки гораздо мне дальше многих близких мне людей.
Товарищ прокурора усмехнулся.
— Но всё же я не вижу причины так относиться к ним, — сказал он. — Что тебе за расчёт был от них отвернуться? Я отлично знаю, что в завещании их ты был поставлен одним из сонаследников. Но после твоего поступка, после того, как ты к ним не заехал, если не ошибаюсь, они хотят переписать завещания. Я не понимаю, какой расчёт бросить за окно двадцать-тридцать тысяч, назначенные тебе?
— Да никакого расчёта. Я никогда ни на что не рассчитываю.
— Да ведь у тебя ничего нет?
