Между тем Лидия Алексеевна подошла к нему первая — он встретил ее у ворот усадьбы — и, опахнув его запахом каких-то удивительно приятных духов, она спросила его:
— Вам что?
Голос ее звучал ласково, а ее милые голубые глаза взглянули в лицо Жмуркина с доверием ребенка.
— Вам письмо-с, — наконец, проговорил он, делая усилие.
— От кого это?
Лидия Алексеевна с удивлением приняла конверт из рук Жмуркина.
— От Максима Сергеича.
— Как от Максима Сергеича? Ведь он же сегодня уехал?
— Это точно-с, — сказал Жмуркин, с почтительной улыбкой. — В шесть часов они уехали-с, а в девять вернулись обратно.
— А муж?
— Елисей Аркадьевич отбыли с поездом.
— Что же это такое? — возбужденно повторяла Лидия Алексеевна, нетерпеливо вскрывая конверт. — Что же это значит? А он здоров? — добавила она с выражением тревоги на всем хорошеньком личике.
— Кто он-с, — переспросил Жмуркин с почтительной улыбкой, — Елисей Аркадьевич или Максим Сергеич-с?
— Ну, они оба? Здоровы? — поправилась Лидия Алексеевна.
— Елисея Аркадьевича я не видал-с, а Марксим Сергеич, как будто даже весьма-с, — говорил Жмуркин, уже совершенно оправившись и словно входя в роль. — По всей видимости они чувствуют себя ничего, а впрочем, может быть, капелечку и расстроены. Они мне говорили про вас: они дескать вручат тебе пузырек, и ты, дескать, мне его принесешь. Я, дескать, только об этом и пишу. То есть, о пузырьке, — пояснил он.
Он умолк. Между тем Лидия Алексеевна уже прочитала содержание записки и глядела на Жмуркина. Внезапно этот ее взгляд показался ему подозрительным. Он потупил глаза.
«Догадалась — подумал он чувствуя озноб — по почерку догадалась!»
Мучительное смятение и беспокойство охватили его; на минуту ему показалось, что он висит над пропастью, готовый сорваться, и чувствуя предательское головокружение. Ему захотелось крикнуть: ну, что же, не перехитрил вас, так жрите!
Он ухватился обеими руками за воротный столб, точно боясь упасть.
— Что с вами? — спросила его Лидия Алексеевна, с участием приближаясь к нему. — Вы больны?
— Второй день. Лихорадка, — отвечал он голосом, точно выходившим из глубины внутренностей.
Он даже испугался звука этого голоса.
— Не дать ли вам хины?
— Покорно благодарю. Я принимал! — Жмуркин уже оправился и заглянул в лицо Лидии Алексеевны. И по милому и доверчивому выражению этого детски хорошенького лица он ясно понял, что та не догадалась.
— Ага! — подумал он сердито. — Перехитрили лисицу!
Через минуту, безмолвно приняв из ее рук крошечный пузырек с какою-то бурою жидкостью, он уже уходил из ворот Быстряковской усадьбы.
