Пересветов кивнул головою.
— Прости, Валерьян Сергеич, но таких денег у меня нет, — сказал Беркутов. — Хотя я тебе достану. Я тебе непременно достану.
— Ради Бога, — проговорил Пересветов.
Беркутов подсел к нему.
— Видишь ли, я могу достать у Столешникова. Ты сегодня пробудь до вечера. Ведь, ты можешь пробыть до вечера?
— Да я сколько хочешь пробуду. Деньги мне нужны до зарезу. Я хоть всю ночь пробуду.
— Ну, вот и отлично. И сам у Столешникова ты не проси, а то ты только все дело испортишь. Поручи мне с ним переговорить. Столешников, ведь ты знаешь, чудак, каких мало. Ты только напортишь сам. А я уж устрою. Я его знаю.
— Ради Бога. Делай, как хочешь. Я буду тебе благодарен по горло, — бормотал Пересветов, краснея.
— Да уж будь покоен. — Беркутов тронул рукою его колено и продолжал: — Можно с тобою говорить по-дружески? Да? Так вот слушай. Денег-то я тебе достану, по только тебе они не помогут, и из петли тебя они не вытащат. Через год ты все равно вылетишь в трубу. Не нужно было, братец, покупать без денег именья. А ты с тремя тысячами пятьсот десятин хватил. Вот теперь и сел в бутылку. Именье у тебя заложено и в банке и у Трегубова. У Трегубова две закладных?
— Две, — проговорил Пересветов.
— И каждая по пяти тысяч?
Пересветов кивнул головою.
— Ну, вот как же ты теперь рассчитываешь вывернуться? Через год тебе крышка, будь уверен.
— Может быть, урожай будет хороший, — начал было Пересветов, но Беркутов его перебил:
— Никакой урожай тебе не поможет. Что ты огород-то городишь. Ведь ты и сам не веришь тому, что говоришь. Тебе крышка, это ясно.
Он помолчал. Пересветов сидел перед ним сконфуженный. Он, действительно, чувствовал себя закупоренным в бутылку.
— Хотя, знаешь ли, — начал опять Беркутов, — я удивляюсь, что Трегубов даже проценты тебе не может отсрочить. Ведь он так ухаживает за твоею женой. Он ведь в нее влюблен. И я думаю, что он сделает это для нее. Тем более, что деньги на Аляшинское именье у него уже в столе. Я это из верных источников. В столе, в правом ящике. Двухсоттысячный корпус. Я это знаю, знаю. Он уже мобилизировал его. Это он тебе только зубы заговаривает, что не может ждать, — Беркутов покосился на Пересветова. — Знаешь, что я тебе посоветую, — продолжал он, улыбаясь. — Это, действительно, может спасти тебя. Слушай, пасхальный агнец, слушай и поучайся!
Беркутов замолчал. В комнату вошел Митька.
— Чего тебе здесь надо? — обернулся к нему Беркутов. — Пошел бы ты отсюда, черноземный отпрыск, да поучил бы нашего сеттера-щенка поноске.
