— Этого никогда не будет, этому не бывать, — прошептал он бледными губами, — это я только шуточки шучу.
И, встряхнувшись, он понуро пошел к дому. В прихожей его встретила нарядная и кокетливая горничная Глаша.
— Прохор Егорыч у себя? — спросил Пересветов.
— У себя-с, в кабинете. Прикажете доложить?
— Доложите.
Пересветов снял фуражку и поправил перед зеркалом волосы. Глаша, шурша юбками, исчезла и снова появилась в прихожей.
— Просят к себе, — сказала она Пересветову не без кокетства.
Через богато обставленную приемную Пересветов вошел в кабинет. Его сразу опахнуло запахом сирени. Трегубов поднялся ему навстречу.
— Милости просим, — проговорил он, указывая гостю кресло у письменного стола. — Пожалуйста.
Пересветов присел. Письменный стол стоял в двух шагах от раскрытого настежь окна. В окно тянуло из сада прохладой и запахом сирени. Громадные бронзовые подсвечники стояли на черных тумбах почти у самых дверей кабинета. С того места, где сидел Пересветов, ему был виден весь сад, задняя стена его и калитка, выходившая к полевой дороге. Пересветов увидел ее, и его точно что обожгло. Он снова попытался встряхнуться.
— Ну, как у вас яровые? Шумят, я думаю? — спросил его Трегубов, сверкая вымытым до лоска лицом.
— Благодаря Бога, ничего-с, недурные-с. — проговорил Пересветов.
Трегубов стал играть брелоками. Одет он был в светло-желтую пару и желтые башмаки. Золотистая шелковая рубаха была повязана мягким черным галстуком. Из отложного ворота рубахи выглядывала розовая, хорошо выкормленная шея.
— Так-с, — проговорил он, играя брелоками. — Так, значит, яровые у вас шумят. Богатеть, стало быть, осенью будете.
Пересветов молчал. Внезапно он поймал себя за странным занятием: он оглядывал кабинет Трегубова с таким сосредоточенным вниманием, точно ему необходимо было запомнить каждую вещь, каждую мелочь. Он даже испугался этого. Против его воли его точно несло куда-то бурным потоком.
Трегубов подождал его ответа, встал с кресла и заходил по кабинету, мягко ступая желтыми башмаками. «Денег у него нет, — думал он. — Это ясно».
— Прохор Егорыч, — наконец, позвал его Пересветов, — Прохор Егорыч, сегодня мне срок платить вам по закладной тысячу рублей.
Пересветов тяжело вздохнул и замолчал.
— Ну, да, да, срок, — весело подхватил Трегубов и, заложив руки в карманы, игриво закачался на каблуках. — Срок, это верно. Только ведь вы тогда мне, помните, говорили, что деньги у вас наготове. А как поживает Настасья Петровна?
