— А ещё холеры боитесь! — напомнил Андрей.
— Привычка, князь! Прижился, приспособился. Умирать страшно, а жить…
— Ничего не страшно! Когда я пьян, я ничего не боюсь. Отчего не боюсь? Потому что не рассуждаю. Не надо рассуждать, тогда всё просто: и жить, и умереть.
— Прекрасная философия! — радостно вскрикнул Маров. — Князь! Вы философ.
Андрей лениво пожал плечами.
— По-вашему и это философия, — сказал он, — а по-моему, так вообще никакой философии нет, а есть одна ерунда.
— Ну, вот! Сам сказал в сад, а сам ушёл, — послышался звонкий голос Димы.
— Принёс? Молодец! — радостно встрепенулся Андрей. — Давай сюда. Меня кто-нибудь спрашивал?
— Мама спрашивала… Я сказал, что ты с приказчиком в поле уехал. Папа нездоров, голова болит.
— Никто тебя не заметил с бутылками?
— Никто! Разве я когда-нибудь попадусь?
— А то нет? — раскупоривая воду, спросил Андрей.
— Конечно, нет. А ты, Андрюша, за это позволь мне взять у тебя папирос? Ну, право… Ну, что же, если я уже привык? Можно?
Дима просил, и его нежное ещё, почти детское личико принимало трогательное, умоляющее выражение.
— Ну, ладно! — согласился Андрей. — Но, если попадёшься с курением, помни: я тебе ничего не давал.
— Знаю! — весело крикнул мальчик и убежал.
В доме отца Александр Петрович почти всё время лежал на софе с книгой или газетой, очень много ел, но больше всего скучал. В деревне он никогда не жил подолгу, и тихая монотонная жизнь совсем не отвечала его вкусам. Особенно раздражительным становился он после того, как лакей подавал ему привезённую почту. Он озабоченно пробегал письма, а в газетах останавливался только на отделе биржи и затем на отчётах о летних петербургских увеселениях. Лицо его вытягивалось и глаза становились совершенно мутными.
— Что? Опять нездоров? — спрашивал его отец слегка насмешливо.
— Нет, здоров, — вяло отвечал он.
— То-то. А я уж думал опять желудок. Как? Что?
— Ничего. Мне, знаешь, надоела вся эта церемония. У меня есть дело, а я живу здесь, в этой глуши, куда и газеты-то приходят только на третий день.
— Но у тебя отпуск.
— Ты отлично понимаешь, что я говорю не о службе. У меня другие дела.
— Любопытно знать! — прищуриваясь, спросил Пётр Иванович. — Не секрет?
— Нет, не секрет, — слегка краснея и раздражаясь, ответил Александр. — Я веду игру на бирже. Ты это знал и раньше.
— Слышал, кое-что слышал. Кажется, очень счастливо? Загребаешь деньгу?
Александр нахмурился.
— Нет, не загребаю. У тебя неприятная манера спрашивать о том, что ты уже знаешь.
