Операция «Сломанная трубка» | страница 33



«Спасибо тебе, Никон, за альбом, — прошептала она на пристани, прощаясь с ним за руку. — Как приеду домой, сразу пойду к бабушке. И тут же напишу тебе. Ладно? Будешь ждать?»

«Я? Конечно, Маюк…»

Больше он ничего не успел сказать: к ним подошла Илемби — ему пришлось посторониться…

— Никон! — позвала мать. — Иди-ка сюда, Акули́на Муси́мовна хочет с тобой поговорить.

Никон вышел в переднюю, поздоровался и выжидательно посмотрел в глаза соседки, спрятанные за маленькими круглыми очками. Какое такое дело у нее может быть именно к нему?

— Сынок, — сказала Акулина Мусимовна, серьезно, как на взрослого, глядя на него, — намедни ко мне письмо пришло. Открыла я его — и диву далась. Ничего-то там не поняла… И так посмотрела, и эдак — наверное, по ошибке попало ко мне письмо-то. Хотела было обратно почтальону отдать… С тобой вот хочу посоветоваться…

Никон слушал ее и ничего не понимал. О каком письме она говорит? Почему она хотела вернуть его почтальону, если оно пришло к ней? Да и вообще, почему именно с ним пришла советоваться Акулина Мусимовна?

— Адрес-то хоть правильно указан? — спросил он, недоумевая.

— Адрес-то есть, сынок, есть адрес… И в аккурат мой. Но вот… — Худой жилистой рукой Акулина Мусимовна вытащила из кармана фартука конверт. — Но вот что там написано — никак прочитать не могу…

Никон повертел в руках плотный конверт, внимательно всмотрелся в штемпели.



— Так оно же пришло к вам из-за границы! — воскликнул он вдруг.

— Так я и подумала… — кивнула старушка.

— Из Польши это! — сказал Никон, разобрав-таки буквы на штемпеле. — Смотрите, написано: «Люблин». Перед каникулами я книгу про партизан читал, так там бои шли как раз около города Люблина. И область такая есть в Польше.

Никому не терпелось поскорее открыть письмо и прочитать, что там написано. Акулина Мусимовна подняла очки на лоб.

— Открывай, открывай. Затем и пришла я. Может, думаю, сумеешь прочитать?

Никон проворно вытащил из конверта густо исписанные листочки. Правду, оказывается, говорила Акулина Мусимовна: письмо было написано на незнакомом языке. Некоторые слова почти как русские, но все равно не понять, о чем тут говорится.

— Ты, Никон, почитай-ка там желтенькую бумажку, — сказала Акулина Мусимовна.

Никон быстро перебрал листки и отыскал среди них желтый. Края этого листочка обтрепались, он почти сплошь был в каких-то коричневых пятнах, и написанные чернильным карандашом слова складывались в трудноуловимый текст:

…отец!