– Граждане, машинист не поведет дальше поезд, если мы не дадим ему две бутылки водки – давайте все, что можете!
Для того чтобы пройти через петлюровские кордоны, нужно было иметь какой-то предлог. Мы, школьники, предъявили свои школьные табели и объяснили, что едем к родителям, которые ждут нас по ту сторону приближающегося фронта. Последние сорок километров мы ехали на паровозе, который двигался в сторону фронта, как раз туда, куда все хотели ехать. Некоторые предусмотрительные люди договорились с машинистом за взятку и ехали на подножках, но я и Левин ехали на паровозном котле, одинаково страдая от холодного ветра и от жара паровоза. Наши ноги были полуотморожены, грудь исхлестана ледяным ветром, а спины обожжены паровозным котлом. Кругом простиралась бескрайняя снежная равнина. Это было ужасное путешествие.
На последней станции нас всех остановил петлюровский офицер.
– Все к чертовой матери назад, – приказал он. Нам пришлось искать другой путь по проселочным дорогам, проходящим вдали от передовой. Нам удалось присоединиться к группе мелких торговцев, которые тоже пытались пересечь линию фронта и возвратиться в свою деревню. Мы ехали с ними на санях по безлюдным дорогам. На пятый день мы проехали Чернигов и оказались совсем близко от расположения красных. Все были очень напряжены, и вдруг кто-то крикнул: «Солдаты!»
К нам галопом приближалась группа молодых парней, вооруженных, но в гражданской одежде.
– Сдавай оружие! – закричал один из них. – Все, у кого будет найдено оружие, будут расстреляны.
Оружия у нас не было. Они быстро осмотрели наш багаж, но обыскивать никого не стали.
– Кто вы? – спросил один из нас.
– Красные партизаны.
Части регулярной Красной Армии были еще далеко. Встретились мы с ними лишь 31 декабря в хорошо знакомом мне Гомеле. Молодой парень в кожаной тужурке долго изучал мои документы, и они, похоже, его ни в чем не убедили. Вдруг он взглянул на меня:
– Александр!
Это был мой старый школьный друг Модель, который когда-то так добивался, чтобы в нашей библиотеке была газета «Правда».
«Боже мой, – подумал я, – а ведь с тех пор прошло только полтора года!.. А сколько перемен, сколько всего видано – перевидано».
Модель, надо сказать, быстро продвигался в среде большевиков, но когда я однажды лет через пятнадцать встретил его на московской улице, выглядел он усталым и испуганным.
– Чем ты теперь занимаешься? – спросил я его.
– Просто стараюсь выжить, – ответил он. – Меня исключили из партии за то, что я принадлежал к оппозиции, лишили работы. Заходи ко мне, и я все тебе расскажу.
