Конец Петербурга | страница 32
Открылась сцена, черная, как ночь. Для большего эффекта садовые фонари были погашены, и осталось только несколько электрических лампочек, защищенных от сцены большими непроницаемыми абажурами. Где-то вдали, в глубине сцены, вспыхивают изредка молнии, крупными яркими зигзагами прорезая мрак. Потом показалась светлая точка, все увеличивающаяся в объеме и яркости. Теперь видно, что это звезда с хвостиком. Среди публики, стоявшей сзади, послышались вздохи, и они усилились, когда увеличившийся блеск кометы осветил кучку людей, стоявших в ближайшем к нам углу сцены и с ужасом взиравших на комету. А вдали виднеются горы, лес, море.
Комета все ближе и ближе. Лампы в зрительном зале гаснут, и все кругом озаряется зловещим кровавым светом.
Становится как-то жутко. Люди на сцене начинают бегать в смятении, падают на колени, воздевают руки к небу.
Комета еще ближе. Вот она заняла уж полсцены. Яркость света почти нестерпима: вся сцена точно в пожаре. С пола поднимается струйками пар и по временам слегка застилает все. И еще ужаснее кажется огонь кометы сквозь этот волнующийся занавес.
Вдруг послышался сильный свист и завывание урагана. Люди на сцене упали ниц и издали раздирающий душу крик ужаса. И в тон ему раздался такой же крик среди зрителей; многие даже привстали.
Море огня и дыма, ужасающие громовые удары, оглушительный треск и грохот обрушивающихся зданий…
Все вдруг исчезает и кругом воцаряется непроглядная тьма.
На мгновение гробовое молчание. Но вдруг поднялся страшный вопль:
— Огня, огня!
Все сразу осветилось.
Оказывается, что добродетельных молодых людей даже комета не могла уничтожить. Черт возьми, они живы и, кажется, уже могут вступить в брак! Это уж слишком! Мы поднимаемся и удираем, тем более что Коле и Варваре Сергеевне пора на последний поезд.
— Ах, я чувствую себя, как после хорошей бани, — определяет Варвара Сергеевна свое впечатление.
Мы с Колей говорим «угу» и предаемся своим мыслям. Наконец Коля замечает:
— Хорошо, до отвращения хорошо! А только я больше не пойду.
Проводив их до вокзала, я потихоньку возвращаюсь домой и тут впервые замечаю на чистом, ясном небе яркую звезду с коротким толстым хвостом.
Итак, она появилась наконец, такая маленькая, такая невинная с виду!
Холодный ужас, который я уже испытывал однажды, снова овладевает всем моим существом.
Я снова переживаю отвратительнейшую ночь, и нет со мною Шопенгауэра в переводе Фета.
XII
Да, скверная это была ночь! Настолько скверная, что я уж серьезно подумывать о самоубийстве. Но человек даже и в такую ночь цепляется за жизнь, как будто это невесть какая драгоценность. Так и я вместо самоубийства предпочел идти гулять и ходил, пока улицы не оживились; тогда я вернулся к себе, напился основательно чая, отчего дух мой стал бодр, и отправился по делам службы.