Маринка совсем не похожа на цыганку – большие, светлые, печальные глаза с немного набрякшими веками, бледное лицо, серо-пепельные волосы, полные губы, прямой аккуратный носик… От цыганского племени ей достался довольно тяжелый подбородок с запавшими как у Марлен Дитрих щеками… И пение… И гитара… И непрекращающаяся цыганская тоска, которая всегда жила у нее в душе. Марина рано потеряла родителей. Росла почти сиротой. Жила у бабушки – не у той цыганской бабки, что дала девочке неестественно знойное имя Мариула, назвала Мариулой – словно выполнила свое главное жизненное предназначение – да и скончалась вскоре. А у обычной русской бабульки, матушки ее матери, у терпеливой Матрены, которая привычно всю жизнь тянула свою лямку, была внучке и бабкой, и матерью, и отцом. Что она могла дать девочке? Заботу и любовь. Больше у нее ничего и не было. Но разве это так мало? Выросла внучка справная. Ладная да покладистая. Тихая и задумчивая. С детства знала откуда-то совершенно точно, была уверена в том, что непременно станет актрисой. Поступила после школы в студию Театра на Грибоедова и с 20 лет уже выходила на сцену. И что за роли ей доставались? – одна другой лучше. С завистью поглядывали на нее смазливые сокурсницы – конкурентки по сценическому цеху.
Только закончился последний прогон «Бесприданницы». Маринка пела, играла на гитаре, любила, страдала, плакала и умирала. Главреж Георгий Яковлевич Шаргородский был в восторге. Всякие заслуженные да народные смотрели удивленно, некоторые с уважением: такая молодая, а, поди же ты… Пожилые матроны злились – они, несомненно, сыграли бы лучше, однако… Этот пожилой сластолюбец Жора… Он предпочитает, конечно, натуру более свежую, в этом вся причина… Молодые актрисы – все как на подбор красотки, им надо биться за место под солнцем – смотрели во все глаза, очень хотелось поймать на ошибке, фальши, разнести, расшушукать, припечатать, съесть, обглодать и съесть… И косточки выбросить. Такие хорошенькие, юные, голодные волчицы.
Маринка очень талантлива. Сама она никогда так о себе не думала. Просто любила свою работу и всем сердцем проживала каждую роль на сцене. А вне сцены казалась немного отстраненной. Чувства, эмоции, переживания как бы миновали ее в жизни, оставались на втором плане. Словно это ненастоящие переживания, будто бы не всерьез. Её собственные чувства и эмоции оставались у ее героинь, будто всё, что дала ей природа, всё, что может быть в сердце пылкой, верящей, любящей, скорбящей и страдающей женщины, всё это сохранялось ею для театра и выплескивалось только на сцене.
