— Александров в ЦСКА часто удаляется на скамейку штрафников. А в юности он был таким же? — включая диктофон, спросил Красовский.
— Не поверишь, но самым злостным нарушителем в нашей команде был тогда не он, а я, — дожевывая огурец, ответил Жданов. — Меня однажды на десять минут посадили за грубость. А в другом матче и вовсе выгнали с поля — я судья матом послал. Так что Борис супротив меня тогда был мальчиком-одуванчиком.
Видя, что его собеседник все еще не настроен вспоминать негатив из жизни Александрова, журналист налил ему в стопку новую порцию водки. При этом себе он плеснул жидкости буквально на донышко. Они снова выпили и Красовский задал новый вопрос:
— А с тренером у вашего мальчика-одуванчика конфликты случались?
— Юрий Павлович мужик правильный, поэтому с ним конфликтовать ни у кого язык не поднимался. Его все ребята уважали.
— Что-то больно розовым получается у тебя Александров — настоящий херувим, — теряя терпение, выпалил Красовский. — Он что, даже не дрался ни с кем?
— Почему не дрался? Он же до хоккея в боксерскую секцию ходил, поэтому приложить мог любого.
— Так расскажи! — попросил Красовский, хотя его собственная челюсть до сих пор помнила кулак Александрова.
— И расскажу, — опрокидывая в себя очередную стопку водки, ответил Жданов. — Мы в кино как-то с ним пошли, а там местная шпана на нас налетела: дескать, давай мелочь. И все пацаны рослые, старше нас. Так Борька одному как засветит в лобешник, что тот ножками так, брык — и завалился. Другому хрясь — и тот в нокауте. Остальные сами разбежались.
— Значит, он драться-то любил?
— Почему сразу любил? Ситуация так сложилась, вот и пришлось кулаками помахать. А просто так он их почти не распускал.
— Почти? Значит, были какие-то случаи? — и Красовский снова подлил в опустевшую стопку собеседника новую порцию водки.
— Слушай, ну на фиг тебе про эти драки слушать? Давай я тебе расскажу, как мы голубей гоняли, как за девчонками ухаживали.
К этому моменту почти вся бутылка была уже осушена, а нужной информацией Красовский так и не обзавелся. Поэтому он решил идти напролом. Вылив остатки водки в стопку собеседника, журналист сказал:
— Послушай, Коль, может, ты боишься? Так ты не бойся — если хочешь, я твою фамилию в своей статье даже упоминать не буду. У нас же с тобой конфиденциальный, дружеский разговор. Или тебе одной бутылки мало? Ты скажи, я готов понести более серьезные траты. Червонец тебя устроит?
— Какой червонец? — блуждающий взгляд Жданова на какой-то миг остановился.
