— О чем же вы с ним разговаривали, если никаких деталей не помните? — продолжала допытываться Кондрашина.
— О хоккее — они, оказывается, за ЦСКА болеют. Все интересовались у меня здоровьем Вальки Гуреева.
— А это еще кто такой? — спросила Кондрашина.
— Хоккеист наш. Его десять дней назад во время игры серьезно травмировали. Армеец Борис Александров его так на борт толкнул, что Валька прямо на льду сознание потерял. Сейчас в больнице отлеживается, здоровье поправляет. Вот они за Александрова прощения у меня просили, хотели, чтобы я передал их извинения Гурееву. Вы разве про этот случай не слышали?
— Я хоккеем не интересуюсь, — ответила Кондрашина.
А про себя подумала: «Как же тесен мир — даже здесь всплывает фамилия Александрова».
— Значит, ничего, кроме сказанного, вы больше вспомнить не можете? — Кондрашина решила выводить допрос на финишную прямую.
— Вроде, нет, — покачал головой Логунов, но тут же встрепенулся: — Вспомнил: девка эта певца испанского очень любит. У нас с ней разговор о музыке зашел, вот она мне его имя и назвала. Я еще удивился — мне-то он не особо нравится, я больше Рафаэля предпочитаю. Помните, который в «Пусть говорят» играл?
— Как фамилия этого певца? — проигнорировала вопрос Логунова Кондрашина.
— У него не фамилия, а имя, как у Рафаэля. На языке вертится, а вспомнить не могу, — хозяин квартиры стал тереть рукой лоб, пытаясь восстановить в памяти имя певца. — Он еще темные очки носит.
— Мичел что ли? — подсказал Игнатов.
— Точно — он! — радостно вздохнул Логунов.
— Так он сегодня в Москве гастроли открывает — в концертном зале «Россия», — сообщил муровец.
— А ты откуда знаешь? — поинтересовалась Кондрашина.
— Вся Москва афишами увешана, Мария Сергеевна. Разве не заметили?
— У меня голова другими делами занята, чтобы еще афиши разглядывать, — сказав это, Кондрашина поднялась со своего места. — Если этот Мичел к нам с гастролями приехал, может, не случайно Вероника о нем речь завела? Может, предполагает на его концерт попасть?
— Резонно, — согласился Игнатов.
— Тогда сделаем так. Отправимся сегодня в «Россию», где вы, Логунов, попробуете опознать вашу Веронику.
— Да не моя она, пропади эта девка пропадом!
— А вот это вы зря, — покачала головой Кондрашина. — Если эта девушка пропадет, то вместе с ней пропадете и вы — только она в безвестности, а вы, возможно, в тюрьме.
18 февраля 1977 года, пятница, Усть-Каменогорск
Первые два часа пятичасового полета тянулись для Красовского нескончаемо долго. Сначала он читал газеты, взятые им в дорогу, но очень быстро ему это занятие надоело и он тупо уставился в иллюминатор, в котором виднелась часть крыла с турбиной и проплывающие под ним барашки облаков. Это созерцание убаюкало журналиста и спустя какое-то время он провалился в глубокий сон, из которого его вывел звонкий голос стюардессы, возвестившей о том, что самолет начинает снижение и всем пассажирам необходимо пристегнуть ремни.
