— Вот, стервецы, что творят, — откидываясь на спинку кресла, произнес Брежнев.
— Я вам говорил, Леонид Ильич, надо было остаться в Завидово — посмотрели бы игру по телевизору, — подал голос Андропов.
— Ты думаешь, что перед телевизором я бы так не переживал? — все еще держа руку на груди, возразил Брежнев.
— Эти походы на хоккей до добра не доведут, — вступил в разговор Константин Черненко, который сидел по левую сторону от генсека. — Ты так переживаешь, Леонид, что можешь скончаться прямо во время игры. А кто страной руководить будет? Подгорный что ли?
— Не хотите, значит, Кольку в цари? — по губам Брежнева пробежала улыбка, которая указывала на то, что кризис миновал.
— Не хотим, — честно признался Андропов.
— Ладно, я еще поживу на радость вам и всему советскому народу. Лишь бы Коська Локтев сегодня выиграл.
Но последнее пожелание генсека так и не сбылось.
В третьем периоде чехословаки так грамотно построили свою оборону, что все атаки советских хоккеистов разбивались об нее, как волны о камни. А после того, как в один из моментов силы советских игроков иссякли, чехословаки провели молниеносную контратаку и Холик с близкого расстояния расстрелял Третьяка. 5:4. После этого до конца игры оставалось восемь минут и хоккеистам ЦСКА вполне могло бы хватить времени, чтобы спасти игру. Но гости снова ушли в глухую оборону, которую наши игроки так и не сумели взломать. Победа досталась чехословакам, а вместе с ней и Кубок Дружественных армий.
Во время награждения Брежнев сидел мрачный, насупленный. Грудь уже не тер, но было видно, что он расстроен результатом игры.
— Нет, с Коськой Локтевым надо что-то делать. Не команда, а черте что, — сказав это, генсек поднялся с кресла, показывая всем присутствующим, что их пребывание во Дворце спорта на этом закончилось.
Вспоминая теперь эти события, Андропов полагал, что и два генерала, которые накануне финального матча пришли в ресторан «Седьмое небо», будут говорить о предстоящем матче, который так расстроил генсека. Но их разговор получился несколько о другом.
— Сколько мы с тобой, Мирослав, не виделись? — разливая водку по рюмкам, спросил Скурлатов. — Лет десять?
— Девять, — поправил собеседника Чапек. — Я приезжал в Москву сразу после августовских событий, чтобы получить новое назначение.
— А ведь ты не рвался его получать. Скажи, почему?
— Потому что не во всем был согласен с вводом ваших войск к нам.
— Но ты же военный человек и должен был понимать, что без этого ввода было уже никак не обойтись — слишком далеко зашла у вас ситуация. После того, как вы в марте 68-го отменили цензуру, у вас возникли предпосылки для создания политических партий и организаций, существовавших до 1948 года. И мы понимали, что в первые годы компартия еще бы играла главную скрипку, но потом ее влияние было бы подорвано. И верх взяла бы какая-нибудь социал-демократическая партия с буржуазным уклоном. Разве мы могли этого допустить?
