Наконец по небу разлился слабый свет. Предметы выступили из тьмы и приняли обычные очертания. Вероника увидела, что мост обвалился целиком. Острова отделялись друг от друга пятнадцатиметровой пропастью, и только далеко внизу их соединял тонкий и острый гребень неприступного утеса.
Она была спасена.
Но, подняв взор к холму напротив, она увидела на его вершине такое, что не смогла сдержать крик ужаса. Три дерева, росших там, были очищены от нижних ветвей. А на обнаженных стволах, с руками, заведенными назад, с ногами, связанными под изодранными юбками, обмотанные вплоть до мертвенно-бледных лиц веревками, которые скрывали наполовину черные ленты их чепцов, висели сестры Аршиньа.
Они были распяты.
Держась очень прямо, не оборачиваясь на жуткую картину, не заботясь о том, что ее могут заметить, скованным, деревянным шагом Вероника возвратилась в Монастырь.
Она крепилась лишь благодаря единственной цели, единственной надежде: выбраться с Сарека. Ужас переполнял ее. Когда она увидела эти три трупа, трех зарезанных, застреленных, а может быть, даже повешенных женщин, в ней ничто не шелохнулось. Это было уж слишком. Подобная гнусность, святотатство, кощунство переходили всякие границы зла.
Потом она подумала о себе — четвертой и последней жертве. Похоже, рок ведет ее к такому же концу, словно приговоренную к казни, которую толкают к плахе. Как тут не задрожать от страха? Как не усмотреть предупреждения в том, что для экзекуции над сестрами Аршиньа выбран именно холм Большого Дуба?
Вероника пыталась хоть как-то успокоиться, твердя себе: «Все объяснится… За всеми этими ужасными тайнами стоят вполне объяснимые причины, действия, только на вид фантастические, а на самом деле содеянные такими же, как и я, людьми, которые совершают их с преступными намерениями и по заранее определенному плану. Дело тут, разумеется, в войне, это из-за нее возникло такое стечение обстоятельств и могли произойти такие события. Как бы там ни было, тут нет ничего сверхъестественного, выходящего за рамки обыденности».
Напрасные слова! Попытки рассуждений, которые пытался выстроить ее мозг! На самом деле, потрясенная доставшимися на ее долю жестокими ударами, Вероника уже размышляла и чувствовала, как жители Сарека, свидетельницей смерти которых была; она сделалась такой же беспомощной, как они, ее мучили те же страхи, осаждали те же кошмары, ее выводило из равновесия все то, что сохранилось у нее в душе от древних инстинктов, пережитков и суеверий, всегда готовых всплыть на поверхность.
