"Малыш, — позвала она. — Принеси полотенце из моей комнаты. Такое белое, махровое".
По коридору я проследовал мимо. Через щель она обрызгала меня пенной водой и заливисто засмеялась:
"Давай скорей, что же ты".
Меня трясло. Даже ты не знаешь, мой ангел, отчего меня трясло. А Лидия не знала и не догадывалась.
Я протянул ей полотенце и был схвачен мокрой и мягкой рукой.
С криком отскочил.
"Вот дурачок, — не унялась она. — Ну, подожди. Стой там".
Я прислонился спиной к холодной стене.
Завернутая в полотенце, как мумия, она выбралась из ванной. Мокрые волосы казались темнее, чем были. Темная сила приближалась ко мне, а я не противился.
Она провела мокрыми пальцами по моему носу. По шее. По груди. По животу. "М-м-м, — промурлыкала она. — Ты посмотри. Наш малыш растет не по годам".
Послушно я посмотрел. Повинуясь ее руке, мои жалкие трусы сползли вниз. Я смотрел, не отрываясь, вытянув руки по швам. Малыш, которого позже так удачно назвали Кельвином Кляйном, вытянулся тоже — неуверенно вперед и, наконец, неудержимо вверх.
Клянусь, я даже не смотрел на нее. Я боялся, что она станет целовать меня, но обошлось. Она оказалась умнее. Опустившись на колени, она окончательно избавила меня от трусов. Оторвала мои руки от бедер и положила себе на плечи — будто я сам ее обнял. А затем занялась моим Кельвином.
Я рассматривал некрашеные корни ее волос, пока не догадался закрыть глаза. А когда догадался, кончил даже быстрее, чем обычно в одиночку, в ванной.
"Ничего себе, — оценила она, скрывая улыбку. — Да у тебя там…"
Она не закончила. Поднялась и сцепила руки на моей шее. По-хозяйски.
"М-мой малыш", — сказала она вдруг.
Без косметики она выглядела совсем старой. Но почему-то я решил ее обнять. Мы стояли так, в темном коридоре, и старались не глядеть друг на друга.
"Глупый, глупый, — опомнилась она. — Пойдем в комнату. Тебе же холодно".
Запутавшись в трусах, я чуть не упал. И, однако, не без гордости прошел несколько шагов, отделяющих меня от настоящей мужской жизни. Потому что сразу за порогом она повалилась вместе со мной на широкую скрипучую кровать и снова расцеловала — липко и горячо. Не прошло и пяти минут, как Кельвин снова был готов, как стойкий оловянный солдатик. А после этого она попросту меня изнасиловала. Уселась верхом и выгнулась, подхватив объемистые сиськи обеими руками, как будто взвешивала — которая тяжелее? — а потом принялась за дело всерьез.
На этот раз нам с Кельвином пришлось тяжело. О том, чтобы кончить поскорей, не было и речи — я потел, ерзал под ней и старался сосредоточиться. Но, как назло, все мысленные объекты, бесперебойно вызывавшие оргазм в последние полтора года, выветрились из сознания. Слишком эфемерными они были, мой ангел. Совсем как ты.
