Мы должны были быть похожи. Поэтому я придумал тебе такие же светлые волосы — длинные, какие всегда мечтал носить, — и светлые глаза. [т40]В школе меня заставляли стричься, и женщина, которую я называл мамой, стригла меня сама — сперва ножницами, а потом старинной ручной машинкой, которая нещадно драла волосы (у нас не было денег на парикмахерскую). Потом, обкорнанный, я смотрел в зеркало в ванной и чуть не плакал.
Больше всего я мечтал увидеть тебя стоящим за спиной. И успеть обернуться.
Итак, я искал тебя, как пела певица Земфира о чем-то похожем, но так и не нашел до девятого класса. А потом… нашлось кому оттеснить тебя на второй план, мой ангел. Я знаю: ты милостиво позволил мне увлечься — или, точнее, дать увлечь себя. Наверно, ты смирился. А может, и сам хотел попробовать?
Питерцы знают: в старых коммунальных квартирах непременно отыщется хотя бы одна моложавая соседка, готовая выманить из райских садов детства хоть всех сразу местных подростков. Это я так сказал, для красивого словца, мой ангел. Не припомню в своем детстве ничего, хотя бы отдаленно похожего на райский сад. Может, в нем жил ты?
Моложавую соседку звали Лидией. Это имя почему-то напоминало мне селедку. Лет до тринадцати я вообще ее не замечал, а потом замечать меня стала она.
"Двинься-ка, малыш", — говорила она в коридоре, пронося мимо свои тридцати-пяти-с-лишним-летние прелести, затянутые в линялый халатик. И я, сумрачно усмехаясь, вписывался в стенку.
Позже игра усложнилась. Через приоткрытую дверь я мог видеть, если хотел, как она переодевается.
"Интересно?" — однажды спросила она. Я был честным мальчиком и ответил: "Да". "Хочешь помочь?" — спросила она. А я ответил: "Сами справитесь".
Мне было четырнадцать, и у нас начались летние каникулы. Счастливое время: никаких вступительных, никакой абитуры, никаких Е*ных Государственных. Это счастливое время я проводил в городе, дурея от безделья. Тополиный пух уже летал по двору, а соседи разом собрались и съехали на дешевые курорты.
Все, кроме Лидии.
Никого не было дома, когда ей вздумалось мыться в ванной (в громадной коммунальной ванной, совмещенной с санузлом). От жары она приоткрыла дверь. Проходя мимо, я слышал ровное гудение газовой колонки и призывный плеск воды.
Можно было вымыться пять раз, но она все не выходила.
В одних трусах я сидел на кухне. Там (сказать по секрету) можно было отлить в раковину.
Наконец дверь ванной приоткрылась шире, и я услышал свое имя.
