А Гришка, вошедший в раж, разлохматив волосы, в щелки сощурив близорукие глаза и оскалив крупные лошадиные зубы, бил метко, привычно, и каждый почти раз от стремительного удара его костлявого кулака полосой или пятном ложился знак удара на лицах, неосторожно под него подвернувшихся.
Вдруг двое налетели на Гришку.
И тотчас же один отскочил, а другой как-то странно сел на землю и медленно согнулся в боку.
Кто-то что-то крикнул. Сразу прекратилось побоище.
Опять крик:
— Запятнал!
А над ухом Васьки обжигало:
— Гришка… Фарватера-Федьку… перо-ом.
Васька вздрогнул от этого шепота и взглянул на товарища.
Ослепительно горели черные глаза, раздувались ноздри, а в углах губ, лоснящихся алостью, белая вскипала слюна…
Фарватера вынесли на руках из круга.
Трель фараонова свистка близко где-то настойчиво и беспокойно сверлила воздух.
4
Гришка-Христос, покровский атаман, убивший пряжинского бойца Фарватера «мореным», то есть отравленным, ножом, был парень что надо.
Своих товарищей любил, как Христос учеников.
Часто говорил, правда, полушутя:
— Стервецы, ведь я вас, как Христос, люблю. Христос я для вас или нет, суки вы паршивые?
Даже как у Иисуса Иоанн был любимейшим, так у Гришки — Павлик, поварок из греческой кухмистерской с Садовой.
Гришка любил Павлика за молодость и необычайную смелость.
Павлик действительно был смел.
Прямо не умел бояться. Не понимал боязни.
Гришка о нем говорил так (философствовать, как и Христос, он любил):
— Есть люди всякие, каких чудаков бабы не родят. Я вот музыки не понимаю. Один черт для меня, что пианино, что трензель или барабан. Шум, и больше ничего. А скрипку терпеть не могу. Пищит, скулит, точно нищего через Урал тянет. А вот Павлик страха не понимает. Как вот я — музыки. Верно, Павлик, не понимаешь?
Павлик смеется весело, по-детски. И по-детски смотрит глуповатыми, красивыми, как у куклы, глазами:
— Как не понимаю? Что я — чума, что ли? Я знаю: страшно. А только не знаю, как это страшно-то бывает.
— Погоди! — перебивает Гришка. — Идешь ты, скажем, с Лизкой со своей на Митрофаниевском кладбище.
— Никогда мы с ней там не гуляем. Скучно, да и воняет.
— Дурак! Это мы предположим. Понял?
— Ну ладно, понял.
— Ни черта ты не понял… Значит, идешь. Теперь, вдруг из могилы — мертвец. Паршивый такой, почти сгнил.
— Стой! Как же он может?..
— Э! Не перебивай… Это так, вроде сказки. Ну, вылез это… «Ты чего, мол, шкет, со шкицею треплешься, мне, мертвецу, спать не даешь?» Понял? Это мертвец тебя спрашивает.
