Неужели он не заслуживал такого же счастья? Но едва эта мысль пришла шотландцу в голову, он молча усмехнулся, вспомнив горькие слова своего отца: «В этой жизни не важно, заслуживаешь ты чего-то или нет. Выброси это из головы, парень. Мир тебе ничего не должен, а я — и того меньше».
Отец был прав. Если бы в этой жизни воздавалось по заслугам, Син был бы лэрдом вместо Локлана. Именно Син был старшим сыном. Но отец так и не признал его своим наследником, и где же тут справедливость?
В жизни ей нет места, как и вознаграждению по достоинству. Здесь лишь торгуются и за все вымогают плату.
Но все же от горца потребовалась вся сила воли, чтобы не прижаться щекой к волосам Катарины, наслаждаясь их мягкостью, ласкающей его кожу. Мак-Аллистера терзали образы обнаженной Кэт, лежащей в его объятиях. Как легко было бы сейчас прикоснуться губами к ее шее!..
Стоп. Еще чуть-чуть и он вполне может обезуметь от пыла, охватившего его тело. Эта девушка — кузина его невестки. Она спасла жизнь Ювину. Раз так, он будет почитать и защищать ее. И ничего более.
Бракен поравнялся с шотландцем и взглянул на Катарину:
— Она снова спит?
Лэрд опустил глаза и увидел, что Кэт, полностью расслабившись, лежала на его груди.
— Думаю, да, — ответил он.
— Интересно. Насколько я знаю, прежде она никому, кроме Бавела, настолько не доверяла.
И все же Катарина, вроде бы, не ощущала смущения, тесно приникая к нему. Это было странным и почти обидным, что он так действовал на эту девицу: рядом с ним она все время норовила заснуть. Обычно Локлан ни у кого не вызывал такой реакции. Большинство людей в его присутствии чувствовали себя крайне скованно.
— Как давно ты знаешь Кэт? — спросил горец собеседника.
Тот улыбнулся теплым воспоминаниям:
— Мы познакомились детьми здесь, во Франции. А точнее, в Париже. Вместе с отцом я прибыл к королевскому двору, а Катарина в то лето гостила у своего отца.
Глаза Бракена заискрились весельем:
— Эту девчонку приводило в ярость то, что ей не разрешали покидать дворец и заставляли носить придворное платье. Она постоянно скидывала туфли и срывала покрывало и вуаль с головы. Кэт говорила, что задыхается под весом этих нарядов. Я думал, ее бедную няньку хватит удар от такого поведения подопечной.
Локлану нетрудно было представить вспышки раздражения маленькой незаконнорожденной принцессы.
— И ее отец с этим мирился? — спросил он.
Лицо Бракена помрачнело:
— Ничуть. Бывало, ей задавали порку, а она лишь смеялась под розгой, даже когда в ее глазах от боли стояли слезы. «Я не буду носить эту одежду, — храбро заявляла Кэт. — Можете стегать меня, пока я не посинею, но вы никогда не заставите меня ходить в этом».
