– Чтобы я завтра не опоздала, позвольте спросить, когда же все-таки ужин? – осторожно поинтересовалась я.
– Мы едим в час, – ответила миссис Арден.
– Нет, я имею в виду не обед, а ужин, – поспешно уточнила я.
– Именно.
– В час дня? – потрясенно спросила я.
Я просто не могла в это поверить. Час дня? Впрочем, ужин в час ночи – это тоже едва ли возможно.
Экономка кивнула:
– Правила есть правила. Стоит их придерживаться, если ты хочешь чего-то достичь в этой жизни.
Я потупилась.
Вид у нее был суровый и непреклонный, но в то же время я чувствовала, что ей можно доверять, чего нельзя было сказать о дворецком. Миссис Арден отвечала за всех служанок в этом доме, и я вполне могла себе представить, что горничные слушались ее, как собственную мать.
– Я буду следить за этим, – поспешно сказала я. – Извините, вы не подскажете, где я могла бы взять передник? Хозяева дали мне это замечательное платье, но передника при нем не было.
– Ты злословишь на хозяев? – возмутилась миссис Арден. – Хочешь сказать, они плохо о тебе заботятся? Ты сирота, как я слышала. Тебе не кажется, что ты могла бы выказывать больше благодарности?
– Но я им благодарна, – возразила я. – Даже очень. Я просто боюсь испачкать платье, если буду ходить без фартука.
– Значит, тебе придется следить за тем, чтобы не испачкаться, – холодно ответила миссис Арден. – Если бы миледи хотела, чтобы ты носила передник, она бы тебе его дала. Миледи очень хорошо относится к вам, девочкам. Вы ни в чем не испытываете недостатка. Подумай об этом.
Да уж, с этой женщиной шутки плохи. Вайолет могла бы гордиться тем, как верна ей экономка. Знала ли она, как ворчит из-за хозяев кухарка? Но я не ябеда и не стала бы лезть не в свое дело. Поэтому я сделала вид, что смутилась. Видимо, понадобится еще какое-то время, прежде чем я разберусь, как тут все устроено.
Плотно сжав губы, я кивнула:
– Прошу прощения. Я не хотела показаться вам невоспитанной.
Голод и разочарование сводили меня с ума, но я не собиралась доставлять удовольствие экономке, а особенно – кухарке, и плакать, хотя сейчас, в этой кухне, мне очень хотелось разрыдаться – от злости, конечно. Мне удалось попрощаться и с невозмутимым видом выйти из кухни, но едва я дошла до лестницы, как поняла, что уже не могу сдерживаться. Обычно я не реву. Я гордая, упрямая и уж точно не плакса. Но в этот день меня заперли в комнате, надо мной посмеялись, смотрели на меня сверху вниз, и ко всему я еще ничего не ела… Наверное, в этом все дело, в голоде. Слезы градом катились у меня по лицу, и только благодаря последним крохам самообладания я не начала громко всхлипывать. Вообще, если уж плакать, то только тихо – этому быстро учишься в приюте Св. Маргариты. Начнешь громко рыдать – и другие девочки сожрут тебя живьем. Но в таком заплаканном виде я не хотела подниматься на этаж, где жили хозяева. Страшно представить, что будет, если Руфус или Вайолет увидят меня с залитым слезами лицом – в этот момент ничего хуже быть не могло. Итак, я забилась под лестницу, надеясь, что меня там никто не найдет, пока я не успокоюсь и не возьму себя в руки. Но я совсем позабыла о том, кто живет в Холлихоке под лестницей.