Что же стало с ним? «Наверное, спасся», — думаю я, глядя на фотографию. Как хочется узнать о нем больше! И увидеть тех, кто выручал его, не щадя жизни…
Я поворачиваюсь к Якобу, крепко жму ему руку. Без слов. Он понял меня.
Мы поднялись.
— Итак, ваши планы? — спросил Герард. — Рембрандт? Мой вам совет: не торопитесь. Сначала вам следовало бы побывать
Я уже привык к тому, что голландцы говорят о своих великих художниках, как о современниках, ныне здравствующих и ожидающих нас у себя дома.
Но кто такой Виллет Хольт?
Его дом на Херенграхт открыт для всех. Но вы забываете, что вы в музее. Сдается, хозяин только что вышел и оставил дверь не запертой. И вот-вот вернется из… семнадцатого века.
Дело в том, что здесь бережно сохранены не только картины, гобелены, дорогая мебель, но решительно все, чем пользовался Хольт при жизни, вплоть до булавки, до штопора, до ножниц, которыми снимали перегоревший свечной фитиль.
Посетитель попадает сперва в парадные залы. Гнутые резные ножки кресел, просторных диванов, шелковая обивка, грозди бронзовых амуров, повисшие на канделябрах, величавый мраморный камин. Все это — искусное подражание королевским дворцам Парижа. Будто застывший мадригал возвышается золоченая арфа.
Но Виллет Хольт был купцом. Если всмотреться, богатая гостиная открывает нам его происхождение. Он, впрочем, и не лез в дворяне. Натюрморт на стене изображает миску с мулями — черными морскими раковинами, рядом с миской, на грубом фермерском столе — маленькие круглые булочки, какие пекут и сейчас на острове Маркен. Простое рыбацкое угощение!
В кабинете хозяина хрустальная люстра бросает свет на громоздкий сундук, стянутый толстыми железными обручами. Вряд ли декоратор, создававший убранство дома, рекомендовал Хольту поставить здесь, на виду, это грубое вместилище денег. Наверно, возражал, спорил… Но кричащий диссонанс не смутил купца. Ничуть! Похоже — он нарочно выпятил свой сундук, назло какому-нибудь обедневшему графу-просителю, залезшему в долги…
У Виллета Хольта обширная библиотека. Мерцают тиснеными корешками трактаты по медицине, астрономии, наставления по счетоводству, труды философов. Из них широкой известностью пользовался Барух Спиноза, атеист, старавшийся раскрыть естественные причины всего сущего.
А вот «Похвала Глупости» — одна из самых выдающихся книг тогдашней протестующей Европы. Ее автор, Эразм Роттердамский, был, в сущности, странствующим обличителем. Голландец по рождению, он учился в Париже, жил в Италии, в Англии, во Фландрии, всюду бичевал деспотизм, алчность, высокомерие. Осмеливался клеймить и владык церковных — их нетерпимость, узость взглядов, лицемерие.
