– Давайте зачетку, – сказала наконец Лебедева. – Но только из уважения к вашим больным родственникам!
Я догнала Борьку на остановке и в самом деле чуть не задушила в объятиях. Даже в щечку чмокнула от извергающегося из меня чувства благодарности.
– Вот так вот, лапа моя! – сказал Горохов, смеясь и отряхиваясь от снега, в который я его повалила. – А ты говоришь – при чем тут покер.
Примчавшись домой, я принялась лихорадочно готовиться к сегодняшнему вечеру. Переворошила весь гардероб и самые нужные вещи обнаружила, конечно же, в стирке. А те шмотки, которые могли бы их достойно заменить, ехидно торчали из кучи неглаженого белья. Да, что и говорить, забросила мамуля домашнее хозяйство. Никакой теперь надежды на нее. И дома совсем перестала появляться, и вкусными обедами не кормит. Интересно, долго ли это у нее будет продолжаться? Не отощать бы вконец за брачный период двух престарелых мамонтов.
Я делала себе укладку и с каждой минутой ощущала, как закладывает нос и усиливается ломота в правом виске. Да и в горле нещадно першило и сохло. Не расклеиться бы на сцене, с опаской подумала я и, найдя в маминой аптечке аспирин, выпила сразу две таблетки.
Наконец я соорудила на голове что-то более приемлемое для всеобщего обозрения, наскоро перекусила надоевшими сосисками и помчалась на остановку. И только в маршрутке, когда хотела попросить водителя остановиться на Пионерской, вдруг обнаружила, что у меня пропал голос. Ну просто начисто! Рот открывался, губы шевелились, а голоса не было. Сколько я ни напрягала свои несчастные голосовые связки, ничего, кроме едва различимого сипения, из меня не вылетало.
Я вихрем ворвалась в институт, вопя от отчаянья и страха. Вопила я, естественно, молча, про себя. И никто вокруг не догадывался о постигшем меня несчастье. Как, оказывается, это страшно – быть немой. Даже и передать нельзя, насколько одинокой и ущербной чувствуешь себя в такой ситуации.
«У меня нет голоса!!!» – нацарапала я на бумаге и сунула под нос главе нашего студенческого театра. Та подняла на меня непонимающие глаза:
– Ты о чем, Барс? Какого еще голоса?
Я показала на свое горло и для наглядности пошевелила губами, после чего театрально развела руками, чтобы до нее дошло наконец, какая катастрофа постигла весь СТЭМ. Роль у меня, конечно, не первого плана, но довольно важная, и без меня наша миниатюра теряет всякий смысл. И как они будут выкручиваться, совершенно непонятно! Весь текст – на английском языке, и его еще надо выучить, прежде чем играть.
