. В устных беседах с лидерами польских коммунистов он был еще откровеннее, пообещав от имени Коминтерна: «Мы вам все кости переломаем». Тем не менее Пленум ЦК КПП 23 декабря выступил против попыток использовать германское поражение для дискредитации политики единого фронта и одновременно подчеркнул: «Мы не допускаем возможности того, чтобы тов. Троцкий оказался вне рядов вождей РКП и Коминтерна»
40 .
Декабрьский конфликт сталинско-зиновьевской «тройки» и сторонников Троцкого разворачивался вокруг «правых ошибок» руководства КПГ, представители которого - Вильгельм Пик и Клара Цеткин - находились в Москве и даже были допущены на заседание Политбюро 18 декабря, где обсуждался проект тезисов Зиновьева «Уроки германской революции»41 . Им пришлось стать свидетелями острой дискуссии, уже мало напоминавшей обсуждение вопроса в кругу политических единомышленников. В отсутствие Троцкого первую скрипку пришлось играть Радеку. В ответ на его выступление Сталин вспомнил об октябрьском ультиматуме: «Вы угрожали, что поднимете компартии Запада против РКП. В день, когда вы это сделаете, вы полетите в два счета из нашей делегации в Коминтерне»42 .
Согласно уставу этой организации как «всемирной партии революционного пролетариата», образование в ее Исполкоме партийных делегаций не допускалось, что было подтверждено специальным решением IV конгресса Коминтерна в 1922 году. Тем не менее делегация партии большевиков в ИККИ не только существовала, но и фактически предрешала его политику вплоть до конца 20-х годов, когда это стало прерогативой лично Сталина43 .
Обращение к ленинским принципам и организационным основам большевизма было типичным и популярным аргументом всех оппозиций в РКЩб)-ВКП(б) в первые десять лет после ее октябрьской победы. Лишь оттесненные от рычагов реальной власти в результате аппаратных интриг сторонники «рабочей оппозиции», Троцкого, а позже и Зиновьева с Каменевым вспоминали о внутрипартийной демократии и равенстве всех секций Коминтерна. Тот же Радек неоднократно принимал участие в «чистках» КПГ и других компартий, пока очередь не дошла и до него самого. В условиях неограниченного господства партаппарата «старые большевики», еще недавно сами диктовавшие правила поведения партийным «низам», после перехода в оппозицию к Сталину оказывались генералами без армии.
На положение тех же «низов» были сведены и зарубежные компартии, лидеры которых уже не представляли себе их существования без идеологической и материальной поддержки из Москвы. Реальный механизм принятия решений российским Политбюро оставался для них тайной за семью печатями. Исключения можно было бы пересчитать по пальцам, и одним из них оказалось обсуждение германского вопроса 18 декабря 1923 года. Присутствовавшие на нем члены КПГ услышали в словах Радека явный протест против складывавшейся системы: «Точка зрения т. Сталина означает запрет членам РКП обращаться к Коминтерну по вопросам жизни и смерти русской партии, а также Интернационала, являясь таким образом полным отрицанием основ Коминтерна».
