И вообще — есть же общее пространство. Дом есть дом, улица есть улица. Люди ходят по одним и тем же тротуарам и ждут одного и того же номера автобуса. А также смотрят в одно и то же небо и попадают под один и тот же дождь.
Где тут разные реальности?
Или они накапливаются в мелочах? Кто-то видит трещину в асфальте, а кто-то её не замечает. Это, впрочем, не означает, что трещины нет. Она объективно…
Нет, оборвал себя Димка. В реальности человека, который её не заметил, трещины не будет. Но если он увидит трещину на следующий день?
Или вот Шалыкин и Желдобина. Они убеждены, что я встречался с Инной. Это их реальность. Разрушится ли она, если я докажу им обратное? То есть, как я им докажу? Скажу: вот, мы не вместе. Резовой-то со мной нет. Ни телефона, ни эсэмсэсок, ничего. Поссорились, — посчитают они. И реальность их устоит. Потому что я никак не смогу повлиять на их отношение к тому, что они считают свершившимся в прошлом фактом.
Собственно, здесь их фотографии против моей…
Ладно, с этим ладно. Видят люди по-разному, воспринимают вещи и события как бог на душу положит. Но живут-то они в одном месте!
Я ходил в школу. Все мы ходили в школу. Не может быть, чтобы кто-то, также идущий в школу, на самом деле приходил на собрание инопланетян или участвовал в заготовке грибов и ягод в спортивном зале. Это на реальность надо через задницу, извините, смотреть.
Димка почувствовал, что запутался.
Фотография с Инной как артефакт как раз говорит, что можно, в общем-то, и инопланетян, и грибы-ягоды…
Блин, важно ли всё это?
Не важно, понял Димка. Всё это может идти лесом. Я хочу быть с Инной. Это возможно, я знаю. Это уже было. Пусть и не в этой реальности.
Неожиданное осознание, что он, наверное, впервые в своей жизни принимает решение, наделяющее эту жизнь смыслом, наполнило его таким счастьем и такой ясностью выбора, что Димка едва не расплакался.
Очень хорошо, подумалось ему. Да, я встречусь с Желдобиной. Это её причуды, они ко мне не имеют отношения. Полчаса за чашкой кофе — небольшая плата за электронный адрес. Лишь бы без обмана. Но это я пойму, я пойму…
Когда там утро?
Чернота за окном неторопливо выцветала, становясь тёмно-синей, серой, зыбкой. Маскировочный фасад дома через улицу проступал лишайными пятнами, которые превращались в нарисованные проёмы окон.
Четыре часа. Пять.
Словно проснувшись, заработал фонарь на проводе — пятно света поплыло по сугробам у обочины, задевая силуэты занесённых автомобилей.
