– Вы, гражданка… Гражданка!.. – засуетился гэпэушник. – Это сотрудница? Или вы сотрудница и ведите себя прилично, или покиньте зал!
С таким же успехом он мог бы таранить носорога в его железный зад.
Паша знала, как обращаться с мужским полом. Ее кулака боялись пьяницы Фонарного переулка. Она утерла раскрасневшееся лицо полой кофты.
– Да я и свидетель. Чего? Знала я Нюрку вашу.
– Не мою, а упомянутую гражданку Анну Зайцеву. Вы ее знали?
Он весь прямо зацвел малиновыми пятнами. Короткая шея быстро налилась кровью. «Вот таких удар обычно хватает, и привет», – мимоходом отметил Зайцев.
– Отвечайте по форме, гражданка! Не на рынке. Ваше имя, должность.
Гэпэушник занес над листком перо «Рондо». Приготовился писать.
– Да я не скрываюсь. Прасковья Лукина. Дворник моя должность.
Товарищ Шаров и слова вставить не успел. Паша снова оживилась.
– Так вот. Та еще дамочка была Нюрка Зайцева. Вы уж простите, товарищ милицанер. Вы человек советский, вам не понять, может. Старые времена, там как было?.. Много ли стиркой наберешь? Кто папаша ихний – только боженька знает. Потому что Нюрка была женчина веселая.
Шаров на миг отвлекся от того факта, что Паши в этом зале быть не должно.
– Зайцева проституцией занималась? – с надеждой спросил он.
– Не, – махнула красной шершавой рукой-клешней Паша. – Ты чего, глухой? Прачка она, говорю же. Стирала. Черное и белое, всякое. Этим зарабатывала. А мужички – это для души. Слаба на передок покойница была.
Гэпэушник швырнул перо об стол, брызнула клякса. Капли упали на голубой верх фуражки. Это Шарова еще больше разъярило.
– Прекратить! – взвизгнул он.
«Инсульт. Или инфаркт», – подумал Зайцев.
– Вы, гражданка… Вы, гражданка… здесь культурно выражайтесь!
В зале уже откровенно хохотали. Даже комиссию отпустил испуг: она зацвела похабными понимающими улыбочками.
– Культурно – это как? – громко осведомилась Паша. Новый взрыв веселья.
Зайцев пристально смотрел на Пашу. Та на него не смотрела.
– Ты мне дурочку ломать прекрати! – взвизгнул гэпэушник.
– Скажу культурно, – покорно пробурчала она, быстро зыркнула на Зайцева. – Уж вы меня извините, товарищ милиционер.
Набрала воздуха в свою просторную грудь, так что пуговка на самом обширном месте расстегнулась, и смачно выговорила: – Нюрка Зайцева, она была…
Всем известное короткое ругательство смачно щелкнуло в воздухе. Комната рухнула от всеобщего хохота. Товарищ Шаров яростно вскочил, чуть не опрокинул шаткий фикус. В комиссии кто-то схватил колокольчик и принялся яростно трясти, призывая к порядку. Звон его тоже казался хохотом.
