С историями сложность была в том, что многие слова оставались загадкой. Некоторых даже Том не понимал до конца. Но иной раз слова вдруг всплывали на поверхность, ясные и отчетливые, со своим вкусом, цветом и запахом. Например, сахар. Слово «сахар» было белым – ну, может, слегка розоватым – и долго еще оставалось на языке. Сладкое слово.
Другим было труднее. Слова для них так и оставались пустыми – почти всегда. Иногда Том думал, что детям больше нравится слушать звук его голоса и сидеть в кругу, чем сами истории, – ведь они не понимали и половины. Конечно, были картинки, это помогало. Но они были не на каждой странице и не для каждого слова. Поэтому Том начал сам изображать некоторые сцены. Всем телом, жестами, выражением лица, чтобы слушателям было понятнее.
Дуду, единственный из всех, каждый раз замечал, если в порыве вдохновения Том забывал какую-нибудь мелочь. И громко возмущался:
– В прошлый раз он убивал дракона, а не она. Почему же теперь – она?
– Это то же самое, Дуду, – не допускающим возражения тоном отвечала Хана.
– Но в прошлый раз было не так, – не сдавался Дуду. – Истории не должны ошибаться.
Все остальные его поддерживали, и Тому приходилось старательно повторять одни и те же слова, одни и те же жесты. Истории не должны ошибаться.
* * *
– Что-то я давненько не видел Тринадцатого Сгустка, – заметил Джонас однажды днем. – Они не появляются даже на зов Громкоговорителя. Странно… Я думал, еда для них – наивысшая ценность.
– Наверное, померли все, – отозвался Рубен, нажимая на кнопки своего GameSync. Он выменял его на черном рынке на коробку старых негодных украденных на складе микрочипов и с тех пор не расставался с ним ни на минуту.
– Надо бы пойти посмотреть, – сказал Джонас. – Если все умерли, это серьезно. Вдруг началась какая-то эпидемия? Или они отравились?
– Занимался бы ты своими делами, – Рубен не отрывал глаз от любимой игрушки. – Мы что, надзиратели? Пусть парится кто-нибудь другой.
Джонас приблизился к стойке и вгляделся в мониторы. Четыре из двенадцати – черны и немы. Остальные разделены на квадраты: одна камера – один квадрат. В углу экрана номер семь, в квадрате, маленький ребенок сидит на земле и качается вперед-назад, вперед-назад… Джонас подключил звук. «Мммм… Мммм… Мммм…» На фоне помех можно разобрать только нечленораздельное мычание. Хотя нет, не совсем. Джонас покрутил какую-то ручку. Кажется… Нет, невозможно.
– Неужели он сказал «мама»?
Не получив ответа, Джонас повернулся к Рубену. Тот был поглощен игрой, далекий от всего, равнодушный.
