«Милый мой Том, – писала Анабель в очередном письме. – Город накрыла песчаная буря. Я, как обычно, заперла окна и двери, подсунула под них всякое тряпье и вот сижу у нашего очага, пишу тебе письмо. Здоров ли ты там, мой мальчик? Какими мыслями полнится твоя шальная голова? Не приручил ли ты какого-нибудь охотника? Так и вижу, как вы играете на песчаных барханах и он послушно встает на задние лапы по твоей команде. На самом деле нет. Я молюсь всем Святым Крылатым, чтобы ты сберег себя для нашей семьи. Милый мой, не бросайся в омут, пока не узнаешь, как далеко спрятано в нем дно. Ешь больше горячего и читай мои письма, чтобы хоть иногда вспоминать свою старую женушку. Что-то сегодняшний вечер совсем меня утомил, спину ломит нещадно, так что я заканчиваю мучить тебя длинным посланием и ухожу греть нашу кровать своим телом, у меня теперь хорошо получается делать это за двоих. Может быть, мне приснится, что ты внезапно вернулся, возможно, и ты увидишь это во сне. Целую тебя нежно, твоя жена А.».
От этих писем в горле у Томаса першило сильнее, чем от ветра с золой, что отшлифовала его кожу, въелась в нее, чтобы навсегда там остаться.
Иногда Крылатый доставал из кармана прощальный подарок жены, гладил кожаную обложку книжицы, но так и не нашел в себе силы ее открыть. Томасу казалось, что Анабель где-то рядом, прячется от него за ближайшим холмом, желая проучить. Но нет. Куда бы ни направлял он свои воспаленные глаза, всюду была лишь пустыня. Иногда небо затягивали плотные тучи, пару раз случалась гроза, но обычно яркое солнце палило с самого рассвета, а с его заходом все вокруг накрывал промозглый холод ночи.
Томас кривил душой, когда с восхищением отзывался о своей работе при встречах с Братьями. Ему наскучило одиночество, вечная жара, песок и запах гари. Но свобода, что дарила Гряда своему обитателю, все же была для Крылатого удовольствием.
«Если бы только Анабель прилетела сюда со мной, – лежа без сна, часто думал он, – это место стало бы раем».
Но месяцы шли один за другим, а жена лишь присылала ему пространные письма, в которых не было ни намека на скорую встречу.
В тот день Томас с самого рассвета гнался за молодым падальщиком, который подошел почти вплотную к гряде. Солнце сияло на чистом небе, жар поднимался над серым песком, и все расплывалось в знойном мареве. Смердящая тварь неслась через пустыню, прижимая рваные уши к тупоносой голове. Томас нагнал падальщика почти у самых скал, хотя раньше никогда не залетал так далеко. Несколько выпущенных из арбалета болтов ударили в бок зверю, и тот рухнул так, словно передние его лапы подвернулись, и задергался в предсмертной агонии. Томас подлетел к нему и добил одним точным выстрелом. Потом он собрал болты, стараясь не измазаться в дурно пахнувшей ядовитой крови песчаного чудища, и полетел в сторону ближайшего холма.
