Томас попятился, уже не слушая охранника. Он понимал, что упустил единственный шанс освободиться от гнета. Многие годы это понимание будет мучить его, мешая заснуть, крутясь в голове подобно клубку, обвиваясь и сдавливая шею.
Томас так бы и стоял под удивленными взглядами ополченцев, если бы его вдруг не потянули за рукав. Медленно обернувшись, он увидел Кима, бледного и испуганного.
– Что? – злобно выдавил из себя Томас. – Пришел плюнуть мне в лицо?
– Том… – прошептал мальчишка, отводя глаза. – Там… Там… Анабель.
Но Томас его уже не слышал, он бежал изо всех сил к дому, понимая, что опоздал.
Возле дома, покинутого всего час назад, было пусто. Никто не толпился у окон, не стоял во дворике, где Крылатая выращивала жалкие пучки бесполезных трав, радуясь им, как великому дару жизни. Мимо сновали люди, не останавливаясь у дома, но поглядывая на него с сочувствием и плохо скрываемым любопытством. Так смотрят на чужое горе даже самые добрые сердца, будто это заложено в каждом, как умение дышать, не задумываясь.
Настежь распахнутая дверь страшно испугала Томаса, его накрыла волна безумного ужаса. Он застыл, не доходя до порога пары шагов, и просто стоял, пошатываясь, силясь разглядеть в темноте комнаты хоть что-нибудь.
Крылатый явственно слышал, что там ходили люди, шумели чем-то, переливали воду в плошках и говорили вполголоса. А потом сгустившийся воздух разорвал детский плач, пронзительный, страшный. И этот крик вывел Томаса из оцепенения. Не раздумывая больше, Крылатый решительно зашел в дом.
Комната пропахла кровью. Томаса сразу замутило, мир закружился перед глазами, и Крылатый схватился рукой за дверной косяк, чтобы не упасть. Вокруг широкой кровати, на которой он провел счастливейшие часы своей жизни, валялись окровавленные тряпки. Какие-то женщины суетились у стола, заворачивая в чистую ткань вопящий розовый и влажный комок живой плоти. Томас покосился в их сторону, но сразу отвел взгляд.
Ставшая за прошедший час еще тоньше и прозрачнее, на кровати лежала Анабель. Ее глаза были плотно закрыты, на раскрасневшихся щеках засохли следы слез, но она дышала. Грудь вздымалась толчками и резко опадала с пронзительным хрипом.
Не чувствуя ничего, кроме невероятной радости от звука этого дыхания, Томас подскочил к жене, сжал в ладонях ее влажную безжизненную руку. Анабель, не открывая глаз, повернула к нему голову, но не нашла в себе сил посмотреть на мужа.
Женщины, занимавшиеся ребенком, наконец заметили Томаса, и в комнате воцарилась звенящая тишина. Даже младенец перестал верещать, только слабо постанывал.
