– Жители Города и Братья, – начал Томас, забравшись на высокую бочку, что стояла ровно посередине площади. – Я провел на последнем рубеже семь месяцев. Волей нашего Правителя, с разрешения моего Вожака и одобрения Братства, моя жизнь была отдана пустынной гряде. Да, пустыня за стенами родного Города безжизненна и опасна, да, здесь мы можем выживать столько, сколько Святые Крылатые нам отведут, – но я верил раньше и точно знаю сейчас: у сожженного мира есть предел, и только достигнув его, мы сможем найти живую землю, чистую воду и святую Рощу деревьев.
Голос Томаса разносился в воздухе, отдаваясь в нем самом болезненными ударами сердца. Бумажку, на которой убористым почерком Правителя была написана речь, он сжимал в руке с неистовой яростью, представляя, как его пальцы смыкаются на дряблой шее старика. Только мысли об этом помогали ему держаться прямо и улыбаться на глазах толпы.
«Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – крутилось у него в голове, пока он громогласно произносил заготовленные другим слова, рассказывая жителям о суровой красоте пустыни, о важности поиска земли и прочие глупости, лживые и напыщенные, именно так, как ждал от него старик. – Как я мог попасться на его приманку? Почему не послушал Анабель, почему не поверил Вожаку? Что за помутнение на меня нашло? – спрашивал Томас сам себя, зная ответ наперед. – Старик говорил мне именно то, что я хотел услышать… Смердящий падальщик – вот кто я теперь. Ручной зверек Правителя».
– Пройдут годы, прежде чем мы соберем отряд Вестников, которые полетят на поиски будущего для всех нас. Но уже сегодня, сейчас Городу нужны добровольцы. Те, кто готов трудиться на благо общей идеи, пройти испытание и получить крылья для того, чтобы отправиться выполнять опасное, но необходимое задание, – громко говорил Томас, надрывая горло, стараясь воплотить собой один-единственный порыв верности Правителю. – Нам нужны зрелые и решительные, могущие взять на себя непосильную ношу. Приходите в Братство, получайте крылья и служите со мною на последнем рубеже, чтобы однажды стать Вестниками нового мира!
Томас закончил фразу на торжественной ноте и соскочил с бочки. Не оборачиваясь, не глядя в глаза Братьев и старых друзей, он поспешил пересечь площадь и свернуть в узкий переулок между домами.
Щеки пылали, бумажка в сжатом кулаке промокла, а слова на ней расплылись. Томас чувствовал, что делает свой первый мерзкий шаг на пути служению Правителю, и шаг этот давит ему на сердце песчаным камнем, скалой, подобной тем, какие он так ловко облетал в пустыне. Но этот камень было не облететь.
