После собрания секретарь притормозил его. Просидели час, разговор по душам. Стемнело, секретарь поднялся: «Дедушка болен… Дедушке плохо…» Повернулся спиной, брюки упали сразу. Успел, значит, незаметно расстегнуть; вот что значит многолетний опыт… Москвич сосредоточился, встал на колени поудобнее. Сдул челку со лба, чтобы не мешала… Он был молод, силы кипели, хотелось отличиться.
В Москву в первый раз попал уже в перестройку. На учебу. В самолете волновался, всыпал в чай пакетик с перцем. Закашлял весь иллюминатор.
В город влюбился сразу, с разбега. В первый же день выстояли в «Макдоналдс», потом обсуждали съеденное. «Капитализм», — подытожил старший по группе, отрыгивая в сторону памятника Пушкину. На курчавой голове поэта сидел голубь, похожий на только что опробованный чизбургер.
На следующий день учеба. Полчаса чистил зубы, гигиена рта. За дверью приплясывал сосед, Вано из Тбилиси: «Друг, эй, ты скоро, дорогой?» Накануне Вано расспрашивал про особенности объектов в Ташкенте: «Они хотя бы их бреют? У нас многие не бреют, представляешь? И критики не понимают, совсем от народа отделились!»
«Сейчас выхожу!» — кричал Москвич, в пятнадцатый раз споласкивая рот.
Учеба была интересной. Особенно профессор из МГУ, лекция по истории, о том, как это делалось до революции. Очень интересно — про декадентов. А практические занятия разочаровали. Теория у москвичей сильная, а как до практики доходит, начинается: один на больничном, другой в командировке, сами, ребята, попрактикуйтесь. Привезли спеца из кремлевской больницы, так он последний раз взаимодействовал еще при Брежневе, методики устаревшие, все на длине языка. Высунул язык: да, впечатляет. А были спецы, так, говорят, могли языком теннисный мячик несколько раз подбросить. И в Ташкенте такой был, в горкоме, его потом в Москву и сразу квартиру. Ташкентцы и, вообще южные республики, в практике сильнее, а москвичи больше «ла-ла» и снобы.
На следующий год их снова возили в Москву. На учебе были американцы, показывали чудеса, языки ядерные. Без марксизма-ленинизма, а что творят. Не понравилось, что у них все на голой технике, без мысли и прагматично. Может, действительно все деидеологизировать? Но тогда это уже выродится в чистый бизнес, как у них в Штатах. И как быть, например, с русской литературой? С мировой литературой, с американской прогрессивной литературой?
Хотел спросить об этом американцев, когда подошел, весь английский выдохся, одно хау-дую-ду на языке.
