– Живот болит. Терпеть не могу.
– Откройте рот. А-а-а-а… Хорошо. Задерите рубашку. Хорошо. Так больно?
А сам рукой давит на живот, и Виктор видит, как у «Чехова» глаза от удивления становятся больше стёкол от очков, и чувствует, как холодные пальцы врача ощупывают его позвоночник. Живот, зараза, перестал болеть. Да и чему там болеть, если два дня маковой росинки не было в нём! А пальцы врача всё перебирают позвонки, как струны на гитаре.
– Так! Хорошо, батенька! И давно вы на диете? Я думаю, с недельку будет. Вам надо слезать с неё. Но постепенно, постепенно. Сначала соки, потом бульончик. Только не жирный. Не жирный. Потом уже можно мясца с картошечкой. Только мясцо нужно подольше варить, чтобы мягкое было, во рту таяло. А картошечку размять в пюрешку, и с маслицем, с маслицем. На хлеб не налегайте. Вредно.
Пока Виктор это слушал, такое у него появилось желание вцепиться этому земскому эскулапу в позвоночник, что не передать словами! И думал он, слушая эти гастрономические тонкости выхода из диеты, а не завалилась ли у него случайно сухая корочка под кровать?
Тут врач советует ему.
– Вы бы, дорогой к маменьке. К маменьке. Уж она-то знает, как вас на ноги поставить.
Виктор слушает и думает: «А в больнице макароны дают!»
Ушёл врач. Ничего не нашёл опасного для жизни. Виктор же собрался, и на вокзал.
Чудом нашёл товарный состав с лесом, идущим в нужном направлении, обустроил себе гнездо между брёвен, и с комфортом доехал до места.
Чтобы нам, наверное, было что рассказать тёмным тёплым вечером под горячий чаёк перед сном.
А «колик» у него больше не было.
Как рукой сняло!
Вот что значит – отказ от диеты…
Вернулся геофизик Витя из одной экспедиции потрёпанный в «любовных баталиях». Со свёрнутым набок носом. Мама у него была медик, заведующая здравпунктом фабрики, вхожая в горздрав. Поэтому направление в травматологический институт было получено без проблем, где нос ему поставили на место за неделю.
Занималась этим зав. отделением лицевой хирургии. Миловидная решительная женщина, но уже в годах, как показалось Виктору. Потому что ему было от силы лет девятнадцать – двадцать.
Отправила она Виктора к фотографу, там же, в институте. Говорит – сфотографируем до и после. Сравним. Потом на стол, чем-то помазала в ноздрях, сунула железяку в нос, крякнула, поднатужилась… Треск, слёзы из глаз!
– Готово! Слезай. В зеркало пока не смотри. Через недельку – к фотографу.
Неделю Виктор слонялся по институту травматологии, знакомился с пациентами, ломаными – переломанными, которые с удивлением смотрели на него, и спрашивали, что сломал?
