– Ты, что, Лёха, язык на качке откусил?
– Зу-у-бы, – простонал он, едва расцепив губы. Кружку с какао поставил вниз.
Надо же! Повезло мужику. Были бы на промысле, можно было бы сдать на базу, там целая мини поликлиника. А здесь – дело труба, надо терпеть до берега, до Риги.
Проглотил рыбу – вкусно! Три месяца едим, а не надоело. Малосольная, провесная, по спец рецепту рыбмастера, селёдку для засолки он отбирал по одному, известному только ему, признаку. Даже начальство с плавбазы заказы на неё давало.
Проглотил селёдочку, заглянул в окошко раздаточной – кока не было. Кружка стояла в специальном гнёздышке, чтобы не улетела.
Всё, завтрак окончен. Прежде чем выйти, обулся, потом заглянул в кормовой иллюминатор, – океан бушевал, таких волн, пожалуй, ещё не было.
Поднимаюсь по трапу в рубку, слышу обрывок разговора: «…слишком быстро падает давление.»
Это капитан, он стоит у барометра, постукивая по нему пальцем. Рыбмастер неотрывно смотрит через иллюминатор рубки на серо-зелёную мешанину волн и брызг. Второй не реагирует на слова капитана, он сосредоточенно крутит штурвал, удерживая судно на курсе.
– Разрешите сменить Сергея Павловича, товарищ капитан?
– Меняй, Брынцев! – капитан не отрывается от кружка прибора.
Рядом с барометром на передней стенке висит кружок кренометра. Стрелочка, фиксирующая максимальный крен, показывает двадцать девять градусов левого борта. Это много, при таком крене можно вывалиться из койки, но я не помню такого, значит, дело было ночью, когда я спал.
Левой рукой беру рукоятку штурвала, второй делает шаг назад, освобождая мне место.
– Сколько держать, Сергей Павлович?
– Только по волне. Главное – не подставить борт.
– Есть, держать по волне! – репетую я, одновременно бросая по привычке взгляд на мечущуюся картушку компаса, – траулер придерживается курса ост-тен зюйд, грубо говоря, – чуть южнее востока.
Штурвал связан с рулём штуртросами, механической тягой, поэтому все удары волн о перо руля передаются на него. Волны пытаются вырвать из рук рукоятки, поставить траулер бортом к волне, чтобы она утопила ползущую по океану грязную, ржавую, плюющуюся солярным дымом, козявку.
Через пятнадцать минут капитан обращается ко мне:
– Молодец, Брынцев, так и держи.
Для меня привычна занимательная игра с океаном, выигрыш в которой – жизнь.
Капитан спускается в каюту, второй штурман остаётся в рубке, хотя его вахта закончилась.
– Не определялись, Сергей Павлович?
– Да где ж тут определишься, ни черта не видно.
