Над размышлениями писателя царит свежий аромат любимой автором Тарусы, где читатель вместе с ним встретит Яблочный Спас. Будучи почётным гражданином Тарусы, Александр Щипков, используя только свои возможности, добился установки в городе памятников герою Великой Отечественной войны генералу Ефремову и открывателю «бронзового века» русской литературы поэту Николаю Заболоцкому.
В подтексте книги – авторское желание уберечься от двух крайних искушений: подчинить душу политическим стихиям или, напротив, бежать с «поля боя». И то и другое его не устраивает. Ведь, как известно, если мы совсем не занимаемся политикой, то политика занимается нами.
Игорь Северов
Вечный зуд
Общество
/
Общество
/ Критика критики
Попов Вадим
Теги:
Анатолий Иванов
,
Вечный зов
,
роман
Загадочная история произошла в «Независимой газете»
В приложении «НГ-ex libris» – опубликован обширный, остро критический материал, жертвой которого стало произведение, опубликованное в 1970 году, автора, скончавшегося в 1999-м. Речь об Анатолии Иванове и романе «Вечный зов».
Удивителен и выбор объекта исследования, и отсутствие какого-либо информационного повода. Никаких юбилеев, связанных с персоной Анатолия Степановича Иванова, в календаре нет, дату первого издания книги тоже связать с реальностью не удалось. Может быть, автор статьи, услышав краем уха о прошедшем недавно 80-летнем юбилее Александра Иванова, перепутал поэта-пародиста с писателем-почвенником? Вряд ли…
Скорее представляется, что критик Андрей Кротков руководствовался в выборе темы не привычной логикой газетчика, а мощным эмоциональным импульсом неясной природы и непреодолимой силы. Даже по стилю изложения, по интонации, торопливости слога представляешь, сколь внезапным для самого автора стало желание заклеймить позором одного из самых популярных советских писателей. Есть даже что-то инфернальное в непропорциональности осуждающего пафоса, в множественных ударах острым предметом по беспомощной жертве:
«Литературная жвачка, трактующая привычные темы и сюжеты доступным неискушённому обывателю языком <...> Иванов неважный стилист, хотя язык его романов, подчинённый повествовательным задачам, нельзя назвать тусклым и унылым – он скорее никакой, ровный и однообразный, как домотканый холст<...> Событийный поток романов Иванова захлёстывает читателя с головой; барахтаясь в нём и стараясь не захлебнуться, читатель не замечает, что поток этот отнюдь не кристально чист – скорее мутноват, и не равномерно глубок – изобилует мелями и перекатами…»
